Еврейские погромы

Во время восстания Бар-Кохбы величайший религиозный авторитет иудаизма рабби Акива поддержал Третью иудейскую войну 132–137 годов.

Само имя Бар-Кохба происходит от слова «Кохба» — «Звезда» и связано с пророчеством Торы. Как говорится об этом в Иерусалимском Талмуде (Таанит 4, 68 d): «Учил рабби Шимон бен Йохай: Акива, мой учитель говорил, что пророчество Торы (Числа 24:17) «взойдет звезда от Яакова» реализовалось в том, что взошел Косба от Яакова».

Вряд ли является случайным совпадением, что это пророчество Иакова в точно таком же контексте упоминалось уже в кумранском свитке «Война сынов Света против сынов Тьмы», предсказывавшем святую войну сынов Израиля против нечестивых киттиев^{80}.

Современники считали Бар-Кохбу божественным посланцем: «Вождем иудеев был тогда человек по имени Варкохеба, что значит звезда…; он, ссылаясь на это имя, внушил рабам, будто он светило, спустившееся с неба, дабы чудом даровать им, замученным, свет»^{81}.

При этом каждый из воинов Бар-Кохбы будто бы мог, сидя на лошади, вырвать из земли ливанский кедр, а сам Бар-Кохба «обладал такой силой, что пущенные в него из пращи камни он одним коленом отбрасывал обратно, убивая этим каждый раз множество неприятелей»^{82}.

Несомненно, что восставшие не собирались воспроизводить исторические структуры, существовавшие за два века до них в государстве хасмонеев, но мечтали о воплощении существовавшего в их сознании идеального проекта. Стремление к возрождению утраченной еврейской государственности во времена восстания Бар-Кохбы просто не могло восприниматься только в политическом плане. Вождь восстания, обещавший возродить храм, должен был восприниматься как священный пророк, который несет на землю Израиля божественную благодать.

А одновременно — как будущий Царь Мира.

Напомню еще раз: о мессианских ожиданиях и жажде власти над всем миром очень… ну очень не любят упоминать и современные еврейские авторы. Если об этом пишет нееврей, его обычно тут же обвиняют в антисемитизме.

В трудах же израильтян восстание Бар-Кохбы мгновенно связывается с текущими политическими настроениями, проводятся прямые аналогии. Причем повествование тут же становится очень жарким и страстным.

«К чему стремился Бар-Косиба, когда он организовывал бунт против Римской империи в период правления одного из значительных императоров, во время расцвета ее могущества? Был ли он героем или безрассудным глупцом, который решился на безрассудное дело, не получив взамен ничего, кроме крови и слез?»^{83}

Для Милденберга Бар-Кохба, конечно же, герой, а не безумец. И потому автор мгновенно приписывает императору Адриану желание запретить иудейскую религию, хотя известно, что запретили ее очень непоследовательно, на 3 года, и главное — ПОСЛЕ восстания. И ВСЛЕДСТВИЕ восстания. Ведь римские императоры знали, что в этой религии содержится призыв к мировому господству… а тем самым и угроза Римской империи.

Но признавать это — идеологически «неправильно», и Милденберг приписывает Адриану запрет иудаизма ДО восстания. А заодно рассказывает сказки о притеснениях римлян: они якобы отнимали землю у иудейских крестьян.

Новая выдумка: якобы по плану Бар-Кохбы Иудея должна была выступить как часть могучего антиримского блока, представленного Парфией и Набатией…

Ни одного документа никаких оснований считать этот блок реальностью нет: просто так хочется автору. Но он еще обвиняет… арабов. Ведь Набатия — арабская страна, которая находилась с Иудеей в состоянии постоянных войн. Значит, она и виновата! Предали, не выступили сволочи набатейцы. А ведь, будь они более свободолюбивы, «государство Бар-Косибы могло выжить»^{84}.

Конечно же, Милденберг врет, будто Бар-Косиба никогда не именовался царем, что звезда, которую опознают другие исследователи на его монетах, вовсе не звезда. Он даже посягает на Талмуд! Рассказы о Бар-Кохбе, называющие вещи своими именами, повествующие о провозглашении Бар-Косивы Мессией, он объявляет «преданием, возникшим в связи с неправильным пониманием событий»^{85}.

А у Милденберга, конечно же, понимание правильное.

Иудеи и римляне

Впрочем, современные иудеи вообще склонны довоевывать все три Иудейские войны: причем исходя из современной и авторской точек зрения. Прекрасный пример тому — романы Фейхтвангера, с их безумной идеализацией Иосифа Флавия. Веспасиан же Флавий у него — примитивный солдафон, грубый и недалекий.

В то же время греки у иудеев неизменно оказываются «хорошими». Полный абсурд! Ведь именно греки были самыми страшными антисемитами. И даже ведение военных действий греками и римлянами повинуется совершенно разной логике.