Еврейский Белосток и его диаспора

Несмотря на внешние проявления успешной адаптации, о чем свидетельствуют социальные институты и благотворительные организации членов рассеянной белостокской еврейской эмигрантской общины, многие из эмигрантов сочли свое чувство дислокации слишком сильным, чтобы его можно было оставить позади. Поэтому они основывали газеты и журналы, чтобы размышлять о своих проблемах и искать силы для построения новой жизни. Конечно, в межвоенный период шел процесс аккультурации, когда евреи в Новом Свете и Восточной Европе адаптировались к жизни в своих новых домах. Тем не менее, как показывают страницы транснациональной еврейской прессы Белостока, восточноевропейские евреи упорно придерживались прежних привязанностей и ориентаций, особенно своей региональной идентичности, и по-прежнему изображали себя принадлежащими к отдельной общине, уходящей корнями в Восточную Европу[791]. Глядя на карту, чтобы определить границы своей идентичности в новых домах, белостокские еврейские иммигранты видели пустоту, оставленную Восточной Европой, затмевающую обещания нового мира. Для многих иммигрантов творческий процесс адаптации стал сливаться с этой пустотой, а в некоторых случаях даже усугублял ее[792]. Как резюмировал Пол Новик, еврей из Бриска [Брест-Литовска], «Что такое Бриск? Истина в том, что “Бриск” – это то, что мы хотим в нем видеть»[793].

Между 1921 и 1949 годами Bialystoker Stimme, Der bialistoker fraynd, Bialistoker vegn и ряд других изданий, спонсируемых далекими от прежней родины общинами, предложили целый спектр видения Восточной Европы, через которые их члены могли протестовать против условий новой жизни, комментировали обстоятельства в своих новых домах и контролировали границы своей общинной идентичности. В поисках способа смягчить чувство отчужденности в процессе миграции и найти способ оставаться «белостокским евреем» за пределами Белостока, некоторые эмигранты повторяли литературную реконструкцию местечка/штетла, в то время как другие обращались к имперским и библейским метафорам для описания Белостока[794]. Несмотря на разницу этих видений Белостока все участники дискуссий выражали чувства, которые изменяли взгляды белостокских евреев по обе стороны Атлантики на самих себя, на процесс миграции и на свои отношения друг с другом и с национальными государствами, в которых они теперь жили. Иными словами, транснациональная еврейская пресса Белостока не только обсуждала изменения в общине, но фактически служила двигателем этих перемен.

Еврейские эмигранты из Белостока были не единственными еврейскими эмигрантами, которые участвовали в подобном начинании. Тысячи восточноевропейских евреев постоянно заново изобретали свои прежние дома на страницах прессы их ланд-сманшафов способами, которые противоречат распространенному мнению, согласно которому восточноевропейские евреи считали себя «апатридами» или «детерриторизованными». Как показывают образы Белостока в различных изданиях, выпускаемых его бывшими жителями, наиболее масштабные политические дебаты, касающиеся взаимосвязи между местом проживания и еврейской идентичностью, а также вечно раздражающего вопроса об отношении евреев к восточноевропейским государствам, в которых доминируют сионистские мыслители и националисты из диаспоры Восточной Европы, – не исчезли в результате миграции. Скорее, они были спроецированы на новую местность. Рассматривая эти дебаты, следует уделять больше внимания голосам восточноевропейских евреев-эмигрантов: именно они выдвигали новое видение как еврейской идентичности, так и Восточной Европы, когда представляли города Восточной Европы как квинтэссенцию еврейской родины. Создавая такое видение, они повторили традицию, которая задолго предшествовала их поискам: писать о Сионе, чтобы размышлять над пониманием самих себя, своего чувства тоски по бывшим домам и собственного перемещения.

Если миграция увела евреев от Восточной Европы, то Вторая мировая война безвозвратно отделила их от нее. С потерей еврейской Восточной Европы их размышления начали вращаться вокруг нескольких насущных вопросов: как они смогут сохранить свою диаспоральную идентичность без «родины»? Может ли Белосток снова стать центром еврейской жизни? И еще один типичный вопрос, с которым евреи сталкивались на протяжении веков, хотя в этой ситуации он был сосредоточен на Белостоке: как эмигранты смогут культивировать диаспорическое сообщество без какой-либо четкой территориальной сплоченности? Как мы увидим в следующей главе, эти вопросы обострялись и становились более сложными, по мере того как сообщество начало восстанавливаться и перестраиваться в годы после Второй мировой войны.

Глава 5 Смещение центров, конфликты благотворителей Перестройка, перемещение и память о еврейском Белостоке в эпоху после Холокоста