Еврейское остроумие. Десять заповедей

Некий приезжий заявляет, что он — гер. Так как «гер» выглядит очень бедным, то деньги на него сыплются со всех сторон от стремящихся поддержать новообретенного единоверца. Через какое‑то время выясняется, что на самом деле он — еврей по рождению. Все возмущены. Тогда «гер» говорит:

— С чего вы так разволновались? Вы что — антисемиты? Только их может расстраивать, что мой отец был евреем!

* * *

Сидит негр, читает Тору. К нему подходит старый еврей и спрашивает:

— Тебе что — мало того, что ты негр?

* * *

Жили по соседству два еврея. Один из них был преуспевающим адвокатом, а кроме того, знатоком Торы, славящимся своим благочестием, а другой — бедным работником. Работник трудился весь день и часть ночи. В субботу, когда у него наконец появлялась возможность взять книгу в руки, он быстро засыпал от усталости и никак не мог одолеть первую книгу Мишны. Преуспевающий сосед находил время для того, чтоб изучать книги и участвовать в диспутах в синагоге. При встрече во дворе он бросал удовлетворенный взгляд на бедного работника и спешил к своим праведным занятиям. Бедный вздыхал и думал: «Как ему повезло, он может столько времени уделять духовным трудам!» Но вот эти два человека завершили свой путь земной, и их души предстали перед Небесным судом, где жизнь каждого человека взвешивается на чаше весов Божественного Правосудия. Ангел — адвокат положил на правую чашу весов главные добродетели ученого: многочисленные часы изучения Торы, молитвы, умеренность. На левую чашу ангел — обвинитель положил единственный предмет: удовлетворенный взгляд, который ученый время от времени бросал на соседа. Левая чаша медленно начала опускаться, сравнялась с правой, а затем перетянула ее.

Когда бедный работник предстал перед судом, ангел — обвинитель положил на левую чашу весов его жалкую жизнь, в которой практически не было места духовным трудам. Ангел — адвокат мог предложить лишь один предмет: печальный вздох, издаваемый работником при встрече с ученым соседом. Но именно этот вздох и уравновесил все, что лежало на левой чаше, поднимая и оправдывая каждое мгновение его жизни.

* * *

Рабинович умер, и его тащат в ад.

— Неужели после такой жизни я и рая не заслужил?

— После такой жизни тебе и ад покажется раем.

* * *

Попал Рабинович в рай. Настало время обеда. Бог:

— Ну что, покушаем?

— Покушаем!

Открыл Бог банку тушенки. Стали они есть. Рабинович смотрит вниз на ад, а там народ ест балыки, икру и ананасы. На следующий день Бог говорит:

— Ну что, покушаем?

— Покушаем!

Открывает Бог банку килек в томате, и они молча кушают. В аду едят жареных рябчиков и марципаны. Рабинович:

— Господи, что‑то я не врубился! Мы тут консервами давимся, а эти богохульники всякие яства жрут!

Бог, вздыхая:

— Ох — ох — хонюшки, да кто ж на двоих‑то готовить‑то будет?!

* * *

Спустился Бог на землю и видит: все торгуют, пьют, кругом разврат. Вернулся на небеса, созвал ангелов и говорит:

— Соберите всех церковных иерархов. Даю им ровно месяц. Если люди не исправятся, будет новый Всемирный потоп!

Ангелы созвали представителей всех религий и передали им слова Бога. Тогда патриарх собрал своих верующих и сказал:

— Христиане, среди нас бытуют разврат, пьянство, обман. Мы должны каждый день молиться в течение месяца, иначе Бог нас накажет и устроит Всемирный потоп.

Имам собрал своих последователей и объявил:

— Правоверные, среди нас бытуют разврат, пьянство, обман. Мы должны каждый день молиться в течение месяца, иначе Аллах нас накажет и устроит Всемирный потоп.

А главный раввин созвал евреев и сказал им:

— Евреи! У нас с вами ровно месяц, чтобы научиться жить под водой.

Шолом — Алейхем Мечтатели (Наброски карандашом)

Глава первая,

из которой читатель узнает сравнительно мало

В губернском городе… Но не лучше ли не называть город по имени? Ведь есть же на Руси такие города, местечки, даже села и деревни, где нашему брату еврею жить не дозволяется, почему же не допустить, чтобы ограничительная черта существовала и относительно пишущей братии, что о таком, дескать, городе писать можно, а об этаком нельзя и т. д.? Поэтому, во избежание всяких недоразумений, назовем место действия просто «одним губернским городом».

Итак, в одном губернском городе во время большой ярмарки у подъезда большого трехэтажного дома остановились извозчичьи санки, из которых выпрыгнул молодой человек среднего роста, крепкого сложения, необыкновенно широкий в груди и плечах, и твердыми шагами направился к парадным дверям, сильно рванув проволоку звонка.

Пока швейцару вздумается появиться на звонок посетителя, мы бросим взгляд на наружность последнего.

Старая медвежья шуба, шапка из бараньих смушек и тяжелые сапоги говорили в пользу его принадлежности к мещанскому званию, большие, мускулистые, мозолистые руки обнаруживали в нем неотъемлемые особенности ремесленника, а густые, черные, курчавые волосы и большие, темные, типичные глаза как нельзя более свидетельствовали о его семитическом происхождении.