Еврейское остроумие. Десять заповедей

— Вот именно…

— Что вы хотите этим сказать, господин Кацман??

— Да нет, ничего… Просто я вспомнил, где оставил свой зонтик!

* * *

В одно маленькое еврейское местечко к своим родственникам приехал погостить на несколько дней богатый еврей. Приходит в синагогу:

— Ребе, я привез большую сумму денег, хочу после праздника присмотреться насчет того, не начать ли тут какое‑нибудь дело. Что вы скажете о здешних людях, ребе, честный ли тут народ?

— Давайте поговорим об этом после праздника.

— Хорошо, ребе, а скажите, могу ли я оставить у вас на хранение свои деньги и драгоценности?

Польщенный ребе говорит:

— Мне, конечно, очень приятно, что вы, такой уважаемый человек, мне доверяете, но я ничего не могу от вас принять без свидетелей. Подождите, я сейчас позову шамеса и двух уважаемых членов нашей общины.

Вошли двое пожилых евреев и шамес. Раввин говорит им:

— Я при вас беру это все на хранение и запираю в сейф.

Проходит время, и еврей приходит к раввину забрать свои вещи.

— Какие ценности?! Я ничего не знаю.

Еврей начинает возмущаться:

— Как?! Мы же сделали все при свидетелях!

Приходят свидетели. Раввин говорит им:

— Вы слышите, он уверяет, что я у него брал какие‑то ценности, и все вы были свидетелями. Так вот, я хочу вас спросить: вы что‑нибудь такое видели?

Те хором отвечают, что они не видели никаких ценностей. Еврей схватился за сердце и со стоном опустился в кресло. Раввин отпустил «свидетелей», открыл сейф, достал деньги и драгоценности и возвращает их хозяину. Тот вообще ничего не понимает.

— Послушайте, ребе! Для чего вы устроили эту комедию?

— Но ведь это вы, уважаемый, спрашивали меня, честные ли здесь люди!

* * *

Еврей приехал из России в Америку. Ищет синагогу.

— А вам какую? — спрашивает сосед. — У нас в квартале есть литовская, польская, румынская, венгерская синагоги.

— Скажите, а нет ли поблизости еврейской синагоги?

* * *

Однажды пришел к ребе Цемах — Цедеку хасид, которому была не чужда гордыня. Ему было трудно принимать слова критики, которые то и дело бросали в его сторону другие хасиды.

— Ребе! Я уже не могу входить в синагогу. Все топчут меня!

— Да что ты такое говоришь?! Каждый, кто входит в синагогу, наступает на тебя?! Может быть, все дело в том, что куда не ступишь, везде твой длинный нос или жадные руки!

* * *

Для еврея большая честь прочитать в синагоге вслух отрывок из Торы. За эту честь приходится раскошеливаться. Но делают это в будни, так как евреям в субботу и в праздники нельзя прикасаться к деньгам.

Некий уголовник предлагает значительную сумму за возможность прочитать вслух один из таких отрывков. Представители общины соблазняются деньгами и соглашаются.

Когда за деньгами приходит шамес, то вор говорит:

— Денег у меня, конечно, нет, но вы не волнуйтесь — я добросовестно отсижу за всю сумму.

Хаим прочитал вслух Хафтару, но обещанных денег не отдал. Шамес случайно встретил его на привокзальной площади и поднял скандал. Городовой решил разобраться и спросил:

— Что тут происходит?

— Он не заплатил за Хафтару!

— Или сейчас же заплатите, или верните ему эту самую Хафтару! — строго сказал полицейский.

* * *

Один необразованный крестьянин вошел в синагогу помолиться. Послушал он, как люди возносят Богу молитвы, и тоже захотел выразить Ему свою любовь. Встал он перед ковчегом, где хранится свиток Торы, и начал проникновенно повторять без конца все буквы еврейского алфавита: алеф, бет, гимел и так далее. Услышав его, люди удивились, а потом начали смеяться над малограмотным человеком.

— Да он не знает даже самых простых субботних молитв! — корчился от смеха шамес.

Перестав произносить буквы, крестьянин наконец обратился к Богу:

— Владыка мира! Человек я простой, необразованный, но ой как хочется найти слова для прекрасных молитв Тебе! А их у меня нет, этих слов. Поэтому выслушай, Боже, как я читаю буквы, и Сам составь из них слова, что выразят любовь к Тебе, которой полно мое сердце.

* * *

Как‑то сапожник пришел к раввину и сказал:

— Скажи, как мне поступить с утренней молитвой? Мои клиенты — небогатые люди, у них всего лишь по одной паре обуви. Я беру в ремонт их обувь вечером и работаю большую часть ночи. К рассвету я не успеваю все закончить, а ведь людям нужна обувь до начала работы. Как же мне быть с утренней молитвой?

— Как ты молился до сих пор?

— Иногда я быстро проговариваю молитву и возвращаюсь к работе, но затем мне становится не по себе. Иногда мне приходится и вовсе пропускать молитву. В этом случае я также ощущаю чувство какой‑то потери, и каждый раз, когда поднимаю обувной молоток, я почти слышу вздох своего сердца: «Как же мне не везет; у меня совсем нет времени на утреннюю молитву!»

— Если бы я был Богом, — ответил раввин, — то этот вздох для меня был бы дороже самой молитвы.

* * *

Однажды ребе Рашаб беседовал с хасидами в предвечернее время. Разговор затянулся до времени минхи. На стол подали чай, но хасиды не могли решить, что делать прежде: пить чай или молиться.