«Еврейское слово»: колонки

Да более или менее такая же, что у Венцловы о Литве. Разница только в том, что население Литвы 3 миллиона и у нее нет водородной бомбы, а у России есть, и население на 140 миллионов больше. Такие же представления о своей национальной исключительности: Литва должна быть литовской, а Россия русской, без примесей – Литва без поляков, русских, и не дай бог евреев, а Россия – да без всех: не говоря о не дай бог евреях, без кавказцев, калмыков, чукчей, тех же литовцев. И русским признавать не каждого, а только после спецотбора, который, заметим, у каждого другой. Отсюда – ксенофобия, преследования «не тех», обвинения в русофобии и предательстве всякого несогласного с расизмом. Отсюда же – взгляд на большой мир как на низких хищных врагов, которые ждут любого удобного случая урвать наше национальное богатство (какое, не обсуждается). Любое предложение извне – научная, экономическая, медицинская помощь, культурный акт, усыновление сирот – расценивается исключительно как ослабление и подрыв национальных ценностей с прицелом на все то же нанесение ущерба стране.

Думаю, что убеждать русских патриотов в убийственности идеологического и политического курса на замкнутость – все равно что, приехав в начале XX века в Африку на первом автомобиле, уверять туземцев, что теперь человечество будет передвигаться так, а не на слонах и верблюдах. Этого, по мнению тех и других, не будет, потому что наступит конец света. Венцлова описывает нынешнюю Литву как сообщество последователей героя аристофановской комедии «Облака», серого малограмотного малого, сжигающего школу Сократа. Для России я бы выбрал аналогию из пьес домашних, но не напрашивающегося «Недоросля» и даже не «Горе от ума», а «Клопа» Маяковского. Понятно, что делать собственные конкурентоспособные компьютеры или хотя бы несложные автомобили труднее, чем качать газ. И те, кто призывает страну служить высшей в их понимании ценности, а именно русскости, правда внятно так и не сформулированной, не способны наладить компьютерное дело и автомобильное производство. Да и газ добывать – едва ли. Их максимум – не пускать в команду «Зенит» негров, и даже это идет со скрипом.

«Особость» исторического пути России – факт, но из него не следует, что надо во что бы то ни стало всегда искать особое, «русское» решение складывающейся в стране обстановки. У всех стран особый путь. Это не значит, что его надо проходить не ногами, а на ушах. Независимость не самоцель. Я со своей стороны, Венцлова со своей знали одного выдающегося человека, который так заботился быть независимым, что в конце концов стал от этой заботы зависеть. Любой довод, любое предложение он встречал словом «нет», после чего сплошь и рядом приходил к тому же самому доводу или предложению. Результат построения чего-то «в одной отдельно взятой стране» – один из самых противоестественных и уродливых режимов на земле. Китайская «культурная революция» длилась 10 лет, германский нацизм – 12, российское правление в той же Литве – 43. Советский строй так ли сяк ли торжествовал в России бесконечно долго – три четверти века.

Как 40 лет ходили евреи по пустыне в поисках обещанной земли, так по крайней мере не меньше требуется, чтобы обрести гражданам РФ когдатошнюю родину, погубленную, пущенную на ветер Октябрьской революцией 1917 года и последующими 73 советскими годами. При условии, что к ней, той, когдатошней, а не к офшорам за границами и резне внутри границ устремлены нынешние надежды и интересы. Обрести, принять за основу и двинуться дальше. Но, судя по сегодняшним настроениям, в сорок не уложиться, и мелькает мысль, уж не придется ли новыми семьюдесятью тремя изживать не вполне еще осознанную травму, нанесенную теми, которые определили XX столетие России. Иначе ее будущее – конголезская деревня на Брюссельской выставке 1958 года, фотографии которой я рассматривал в молодости. На нее ходили глазеть немножко как в зоопарк. А тут целая экзотическая страна в вольере, близко не подходить, потому что может и пульнуть ядерной боеголовкой.

25 июня – 1 июля

Соображения, изложенные в колонке предыдущего номера, только одна сторона монеты, так сказать орел, символ гордости и предполагаемой силы. Есть и обратная – решка. Считается, что слово происходит от «решето». Якобы царский вензель («П I», «Е I», «Н II» и пр.) гравировали на монете так густо и путанно, что он напоминал сетку решета. Но у меня в памяти застряло со школы, что первооснова – «решетка». Что при чеканке клали болванку монеты краями на мелкую решетку, с которой ее потом удобно было снимать. А так как погоня за деньгами с самого начала их публичного оборота соединилась с уголовным преступлением: воровством, грабежом, подделкой, – а преступление, в свою очередь, с тюрьмой, а тюрьма с решеткой, то этимология эта пришлась народу по вкусу.