«Еврейское слово»: колонки

Параллельно вырисовалось политическое направление предлагаемых ими перспектив. Все против всех! Не то чтобы никто никого не удовлетворял – до этого даже не доходило. Главное было – покончить, растерзать, повесить. Олигархов, либералов, лиц разнообразных национальностей, чубайсов. (Тогда еще не было гомосексуалистов.) Потому-то когда заговорили о твердой руке и она реализовалась, ее призыв пришелся в масть общему настроению: мочить в сортирах. Кого, как, на каких основаниях, не важно – важно мочить. И в том, что обыватели охотно приняли это как свое, утверждалось непроизнесенное: это мы можем! Так что, когда сейчас на 9 Мая демонстрация несет поперек Тверской лозунг «Смерть кремлевским оккупантам!», я реагирую не на его пугачевскую или большевистскую волюшку, а на издевательство над настроением Великой Отечественной, в которую люди гибли под лозунгом «смерть немецким!..». А когда КПРФ на первомайской поднимает баннер «Идеям Маркса Энгельса Ленина Сталина жить и побеждать!», я не хуже других понимаю, что нынешнюю уличную толпу эти имена трогают примерно как какие-нибудь книжные Фауст, Лоэнгрин, Дракула и Кощей. Но исподволь делают главное для того, какой страна станет лет через 20, а то и 10. Станет не из-за политики Китая или амбиций Ислама – я частный человек и на глобальные прогнозы не претендую. А из-за телевизионных и радио токшоу, на которых немыслимые профессора, звеня самодельными регалиями, объявляют: «когда к власти придет национальное правительство, мы отправим всех иммигрантов в концлагеря для фильтрации перед окончательным решением их судьбы». Безответственность – вчерашний день, сегодня торжество безнаказанности. Завтра – никому не интересно.

2–8 июля

Предыдущие две колонки были о будущем. Сегодня потянуло на прошлое. Точнее, на прошлое, которое выдразнил недавний разговор о будущем. Это вечная история: заводят речь о том, как будет; настроение портится; думаешь – а как было? Может, стоит оставить как было? В противостоянии прошлого и будущего есть секрет и фокус: будущее кажется безграничным, прошлое же запросто укладывается в школьный учебник. Будет то, будет се, будет вот еще что, а наступает, и – ерунда, повторение того, что тысячу раз было. Тогда как прошлое разрастается – во вселенную, в века, в миллиарды человеческих жизней, в мириады подробностей, не охватываемых сознанием.

После войны наша семья вернулась из эвакуации в Ленинград – завод отца, и мы с ним. Мне было девять лет. Спали у родственников на полу, я – в детской железной кроватке с приставленным в ногах стулом. Через год отцу дали – неслыханное везение! – однокомнатную подвальную квартиру, с кухней без окон. Сводчатые потолки, сырые стены, печка, крысы. На Толмачева. Аничков мост с лошадьми на Фонтанке знаете? Толмачева – в ста метрах в сторону Адмиралтейства. Еще одна вечная история, из русской классики: несчастный человечек, затравленный обыватель, голодный, замерзший, выходит из темной подворотни – и попадает на проспект, на набережную, в окружение особняков и дворцов. И кто он – забитый обитатель подвала или столичный фланер-европеец?

Толмачева – бывшая Караванная. И будущая: название вернули, когда советская власть крякнула. Это немаловажно для предмета нашей колонки. Караванная упирается в Невский, смотрит на Аничков дворец, во времена моего детства-отрочества знаменитый на всю страну Дворец пионеров. Я туда в какие-то кружки, помню, каждый год записывался – в какие, честно, не помню. А начинается от цирка Чинизелли. Стоящего на маленькой площади: правым боком к Инженерной, левым к Фонтанке. Собственно говоря, этим местом и объясняется название улицы. Уважаемый Коля Толмачев, в которого переименовали Караванную (и из которого переименовали обратно), был вольнодумец и кустарный демонист. Семнадцати лет пошел в большевики, а двадцати трех, раненный, застрелился, чтобы не достаться живым Юденичу. Караванная же отнюдь не значила верблюжьих воплей и плевков, пыли, пекла и пустыни, а только то, что на ней поставили свои шатры персы, доставившие царице Елизавете слонов в дар от своего шаха. Куда еще их было доставлять, как не к цирку, будущему Чинизелли? Известно, что слоны в диковинку у нас. Их купали прямо в Фонтанке, которая до того была от французского прононса далека, называлась Безымянный Ерик, что значило непроточная.