Еврипид и его трагедийное творчество: научно-популярные статьи, переводы

Песня замолкает; вакханки с тревожным ожиданием всматриваются в присутствующих, приглашая их присоединиться к ним; те стоят в смущении или удаляются, никто не следует их призыву. Тогда они, грустно понурив голову, направляются к правому краю сцены, где и располагаются группами вокруг своей корифейки.

Первое действие

Первая сцена

С левой стороны сцены появляется слепой Тиресий с тирсом в руке, венком на голове и небридой поверх сетчатой накидки, которую он носит как прорицатель. Все его движения дышат вдохновением; несмотря на свою слепоту, он прямо направляется к колоннаде дворца и останавливается против ворот.

Тиресий. Кто у дверей? Вызови из дворца Кадма, Агенорова сына, который оставил город Сидон и воздвиг здесь твердыню Фив. Скорее скажи ему, что его ищет Тиресий. (Один из стражников уходит во дворец; Тиресий продолжает свою речь, обращаясь к хору.) Он знает уже сам, из-за чего я прихожу и о чем мы условились – я, старик, с ним, который еще старше меня: о том, чтобы обвить тирсы зеленью, надеть небриды и увенчать голову ветвью плюща.

Во время последних слов Тиресия Кадм выходит из дворца. Он одет (кроме сетчатой накидки) так же, как Тиресий, но того вдохновения, которое наполняет все слова и движения Тиресия, в нем нет.

Кадм. Вот и я, друг мой! Во дворце я услышал твои слова – мудрые слова мудрого мужа – и охотно вышел к тебе в том облачении, которое указал нам бог. Он – сын моей дочери; нужно, чтобы он, насколько это в наших силах, был возвеличен нами. Где нам водить хороводы, где выступать мерным шагом, закидывая седую голову? Будь ты мне учителем, Тиресий, старик старику: ты мудр. А у меня хватит силы и днем и ночью без устали стучать тирсом о землю; в своей радости я забыл о своих годах.

Тиресий. То же творится и со мной: и я чувствую себя молодым и попытаюсь плясать.

Кадм. Что ж, сядем в повозку и поедем в горы?

Тиресий (с усмешкой качая головой). Нет; этим мы недостаточно почтили бы бога.

Кадм. Ты хочешь, чтобы я был проводником тебе, старик старику?

Тиресий. Нас с тобой сам бог поведет туда, и мы не устанем.

Кадм (беспокойно озираясь кругом). Но разве мы одни будем плясать в честь Вакха?

Тиресий. Да; мы одни благоразумны, остальные – нет.

Кадм (воодушевленный словами Тиресия, с жаром протягивая ему руку). Не будем же медлить; вот моя рука.

Тиресий. Вот моя; возьми ее и сочетай с твоей.

Кадм. Я знаю, что я смертный, и смиряюсь перед богами.

Тиресий (торжественно). Напрасны наши мудрствования над божеством. Унаследованные от отцов заповеди, столь же древние, как и само время, – никакой ум не в состоянии их низвергнуть, никакая мудрость, будь она даже найдена в сокровеннейшей глуби человеческой души. (Мягче, пожимая руку Кадму.) Скажут, что я позорю свою старость, помышляя о пляске и венчая голову плющом. Но бог не установил различия для молодых и для старых, определяя, кому следует плясать и кому нет; он хочет, чтобы все сообща чтили его, и не желает получать почести по разрядам. (Хочет увлечь Кадма за собой направо: тот, уже некоторое время беспокойно смотревший вдаль, удерживает его.)

Кадм. Так как ты, Тиресий, не видишь света дня, то я в словах возвещу тебе о происходящем. Вот поспешно приближается ко дворцу Пенфей, сын Эхиона, которому я передал власть над страной. Как он взволнован! Что-то скажет он нового?

Отходят вместе под тень колоннады.

Вторая сцена