Европа-45. Европа-Запад

В сердцах он бросил недокуренную сигарету на пол, и она покатилась прямо к Михаилу под койку. Душистый дым защекотал ноздри, голова пошла кругом, и Михаил не удержался перед неодолимым искушением. Он неслышно протянул руку и, нащупав окурок, стал, обжигаясь, мять его в пальцах. Курить он не мог — об этом нечего было и думать,— но погасить окурок и хоть пожевать табаку — разве он не имел права на это?

Но вот грузный солдат, что лежал над Михаилом, всполошился.

— Ты зачем выбросил окурок?

— А что?

— Я бы докурил.

— Не будь таким жадным.

— Будешь, когда на неделю дают три сигаретки. Куда ты бросил окурок?

Он свесил с койки голову и попробовал найти окурок, но ничего не увидел. Тогда солдат принялся шарить по полу рукой.

Михаил слышал его тяжелое дыхание, слышал шорох его пальцев по бетонному полу и думал об одном: как бы солдат случайно не зацепил его рукой или не решил посветить себе спичкой. Спасение было в том, чтобы подсунуть окурок под эти пальцы. Но Михаилу не пришло это в голову...

Выручил его другой солдат. Он снова стукнул ящиком своей тумбочки и с усмешкой в голосе сказал:

— Возьми сигарету и не сопи под койкой. Берлинская штучка, «Юно»! Слышал?

— Еще бы,— прогудел тот, что лежал над Михаилом, и щелкнул зажигалкой.— Где ты их — у черта, что ли, берешь?

— Связи с мирным населением,— второй солдат самодовольно свистнул.— У меня в Бензберге знаешь какая фройндин? Она не то что сигареты — «фау» достанет, если я пожелаю.

— У тебя везде есть фройндин. И каждой ты клянешься в любви?

— А как же!

— Ловкач! А совесть, честь? Разве ты об этом не думаешь?

— Мы меняем совесть на хлеб, а честь — на сигареты! — засмеялся ловкач.— Может, ты против такого обмена?

— Да нет, нет,— успокоил его грузный солдат. Он сразу же взвесил обстановку и сделал для себя вывод, что правильное поведение принесет ему еще несколько берлинских сигарет, каких не мог ему дать даже сам фюрер.

Вскоре солдаты заснули. Сначала верзила. Второй немного поерзал на койке, посмеиваясь чему-то. Наконец затих и он.

Михаил еле дождался этой минуты. Даже в сплошной темноте он видел посреди комнаты на ворохе амуниции два вороненых автомата, и ему так хотелось почувствовать их в своих руках, как не хотелось никогда и ничего. Это было для него сейчас жизнью и счастьем.

Он выполз из-под койки, потихоньку взял один автомат, проверил, вставлен ли магазин, снял предохранитель. Теперь ему никто не страшен. Надев на шею ремень второго автомата, взял в левую руку оба пояса с амуницией и, поразмыслив, прихватил еще штаны верзилы и красные большие сапоги.

Фюрер найдет для своего солдата новую обувку. А не найдет — не беда.

Теперь надо было еще пройти незаметно коридором и не наткнуться на кого-нибудь. Он выглянул в коридор. Пусто! Прошел на цыпочках к выходу — бронированная дверь была открыта. Надел сапоги, подпоясался обоими поясами сразу, приготовил автомат и двинулся по лестнице вверх, в темную ночь, которая обещала ему пристанище и свободу.

ЧЕЛОВЕК ИДЕТ ЛЕСОМ

Когда-то над Рейном росли огромные дубы. В стародавние времена германцы устраивали под ними свои праздники. Деревья были признаны священными Каждое из них имело имя. Римские легионеры Цезаря, придя сюда, дивились невиданной величине лесных титанов, которые казались такими же древними, как сам мир. Корни этих дубов поднимались над землей так высоко, что под ними мог проехать верховой, а гигантские стволы, подмытые рекой и словно плывущие навстречу кораблям, наводили ужас на матросов римского полководца Друза.

Теперь дубов уже давно нет. Они пошли на панели для баронских замков. На старых пнях повылезло что-то чахлое, шишковатое, редколистое, и теперь в этих лесах находят себе поживу только гусеницы. Запутанная паутина асфальтовых шоссе и железных дорог пересекла леса. В былые времена земля, укрытая мягким слоем прелых листьев, влажная, пахла медом, а от могучих сосен веяло животворным духом смолистой хвои. Теперь здесь висит в воздухе густой чад: смесь запахов перегорелого бензина, генераторного газа и вонючих брикетов, которыми экономные немцы загружают паровозные топки. Моторный гуд, кряканье автомобильных сигналов, паровозные свистки переполняют когда-то безмолвные леса.

И лишь кое-где на острых скалах и округлых зеленых горбах, как память о прошлом, заснули над лесами, асфальтовыми шоссе и железными магистралями старинные замки. Да еще иногда вдруг попадется среди жиденьких рощиц настоящий буйный лес с вековыми деревьями, с густыми дебрями, с гуденьем ветра. Такой лес дает прибежище усталой птице и загнанному зверю, к нему жмется все преследуемое, гонимое, в нем ищут спасения даже люди.