Европа-45. Европа-Запад

Полномочия были самые широкие. Приказано было не сдерживаться, забыть обо всем. Повторялись слова, сказанные где-то Герингом: «Мы варвары, и мы хотим быть варварами. Это почетное звание». Финк горел жаждой мести. Только подумать! Какой-то еврей убил в Париже секретаря немецкого посольства фон Рата, убил чистокровного арийца, убил из-за угла, коварно и трусливо! И с этими евреями еще нянчились! Носились с планом выселения всех европейских евреев на остров Мадагаскар, чтобы они там лакомились бананами и ананасами! Правильно сделал Гейдрих, вызвав самых верных своих мастеров заплечных дел и поручив им «отважно и по-рыцарски» разрешить еврейский вопрос! Финку не надо было разъяснять, что это значит — «по-рыцарски». Эсэсовский офицерский чин, который он к тому времени уже заработал, обязывал понимать все сказанное и не сказанное. И он понимал и действовал.

В тридцать девятом году Финку повезло: он стоял рядом с самим фюрером, видел и слушал его. Навсегда запомнил он тот августовский день в Оберзальцберге, запомнил блеск генеральских мундиров, возгласы «хайль», сухой голос Гитлера.

В большой комнате под стенами, облицованными дубом, стояли эсэсовские офицеры, которых подобрал сам Гиммлер для этого случая. Стояли в черных мундирах, в белых парадных поясах, каменные и одуревшие от страха и торжественности. Чуть впереди Финка торчал адъютант фюрера капитан Видеман, бывший командир роты, где Гитлер служил рядовым солдатом во время войны девятьсот четырнадцатого года.

А посреди комнаты был накрыт белой скатертью большой стол: в центре стола — огромная ваза, полная цветов. Большие чашки для чая. Соленое печенье, фрукты. Фюрер не употреблял мяса. Вся Германия знала это, все повторяли его слова: «Слон не ест мяса, а среди животных самый сильный. Я хочу быть слоном среди людей».

На главном месте стояло кресло для фюрера. Большое, глубокое, с высокими подлокотниками. Черное дерево, инкрустированное слоновой костью. Бархатная обивка: на темно-красном фоне золотой виноград.

Фюрер вошел впереди большой группы генералов, среди которых был и обергруппенфюрер СС, генерал полиции, бывший преступник, с позором изгнанный из морского флота, обер-лейтенант Рейнгардт Гейдрих. Гитлер сел в кресло, но, как только начал говорить, поднялся и продолжал свою речь стоя.

Он говорил о будущей войне, о великом призвании рейха, о непобедимости арийской расы.

«Наша сила — это наша быстрота и наша грубость»,— заявил он. Он нарисовал неприглядную картину положения, которое, по его мнению, сложилось в Европе без твердого руководства. Европа задыхалась без выдающихся людей. Она ждала их — и фюрер великодушно шел навстречу ее чаяниям.

После этих слов Финк навсегда утратил уважение ко всем государственным деятелям мира, кроме фюрера и его министров.

Фюрер еще сказал в тот день о нападении на Польшу: «Прикажу нескольким группам в польских мундирах, чтобы атаковали Силезию или протекторат. Поверит мир этому или нет, мне все равно. Мир верит только в успех».

Тогда же Гейдрих откомандировал Финка на Восток в распоряжение какого-то громилы из СС, под командой которого они должны были исполнить деликатнейшую из всех акций, в каких Финку когда-либо приходилось участвовать.

Им дали несколько эсэсманов, в одной из тюрем они взяли десяток польских контрабандистов, нарядили их в мундиры польских жолнеров, заранее присланные по распоряжению самого начальника ОКВ[10]генерала Кейтеля, сами тоже нарядились польскими офицерами и в ночь на первое сентября «захватили» немецкую радиостанцию в Гливицах. К микрофонам подвели контрабандистов, и они начали выкрикивать по-польски подстрекательские лозунги, направленные против рейха. Жители рейха, ясное дело, возмутились, правительство немедленно приняло решительные меры. Так началась война, а у Финка появился новый чин.

Гейдрих, который к тому времени объединял в своих руках гестапо, службу безопасности — СД — и даже криминальную полицию — Крипо, оставался для Финка образцом во всем. Надо ли говорить о том, как дорожил Финк своим положением доверенного человека обергруппенфюрера.

Он еще выше поднялся в собственном мнении после того, как Гейдрих дал ему новое, на этот раз самое секретное задание.

Гейдрих вызвал Финка к себе в Далем, где у него была роскошная вилла. Он был, как всегда, изысканный, вычищенный, продезинфицированный, и Финк даже подумал, что у обергруппенфюрера вряд ли есть пот под мышками, хоть того и требует расовая теория.

Приказ Гейдриха был краток: немедленно выехать в Вену, найти там какого-то доктора Гйотля и ровно через четыре недели вернуться с подробнейшим докладом на тему, которая внезапно заинтересовала обергруппенфюрера. Тема эта была — изготовление фальшивых денег.

Гейдрих предупредил, что, кроме Финка и доктора Гйотля, об этом не должен знать ни один человек на свете. Финк понял: судьба дает ему в руки прекрасную возможность выдвинуться по службе еще больше. Забыв, что Гейдрих больше всего не любит пустопорожней болтовни, он все-таки не мог сдержаться и, усмехаясь, сказал: