Европа. Акт 3-й

Заседание закончилось. Бадди Грей, неожиданно ставший Бадди Раем, так и остался стоять у своего стола. Он даже не заметил, как за спиной раздвинулась невидимая для глаза перегородка. Из-за нее появилась миловидная жгучая брюнетка. В чертах ее лица угадывались гордость какого-то индейского народа. Это была Лина Гам. У этой девушки не было ни отца, ни матери. Ее просто вырастили в искусственном аппарате, из неизвестной теперь никому смеси исходного человеческого материала. Выглядела она лет на 18, то есть, гораздо младше своего реального возраста. Современные «плоды инкубатора» так медленно не стареют. И поскольку на лбу Лины Гам не написано, что ей далеко за 30, то для не знающего это человека она являлась очень опасным собеседником. Лина очень тонкий психолог со способностями, которые до конца знала только она сама.

Лина помнила себя с момента поднятия на трап большого, старого военного корабля. Помнит еще несколько таких же как она «экземпляров готовой продукции». Помнит, что один «экземпляр» умер во время путешествия и его выбросили за борт. Помнит, как девочку и мальчика отдали какой-то семейной паре. Причем тайно, в одном из портов, в который заходил эта ржавая посудина. Далее помнит, как Великий Первый и Палач Джонни (которые для нее тогда были просто два больших человека) осматривают ее со всех сторон. Почти все прошедшее с тех пор время, Лина сперва воспитывалась самим, не меняющимся во внешности Джонни, потом жила вместе с ним. Она просто решила: «А почему бы и нет?» А он даже и не смог сопротивляться.

Лет в 12, у Лины начали проявляться особые способности. Она начала определять, как сама тогда говорила: «Больше чем стариков». То есть «уколотых». Этих, с виду молодых, но по возрасту старших, чем любой из ныне живущих. Джон постоянно отвозил Лину своей семье. Маме Джона, Еве, особенно заниматься было не чем и она с удовольствием воспитывала непоседу Лину. Делала это с положенным для южного характера напором и настырностью. Лина всегда сдавалась первой и принимала все нравоучения, как истину. Аргументы всегда были железные и она это чувствовала.

Однажды, Ева с Линой разбирали суть одного из текстов, который Лине задали учить на дом. И вдруг, как бы невзначай, Лина спросила у Евы: «А почему ты от меня скрываешь свой возраст?» — и выдала точную цифру прожитого Евой строка жизни.

Ева была ошарашена. А то, что Лина, оказывается знала истинные подробности родства, внутри семьи Джонни Палача — дополнительно ее взволновало. Дома, кроме них никого не было, так что Ева начала разбирательства:

— Лина, ты кому-то это говорила?

— Я что, дура? Я все понимаю, мне на костре гореть не охота. Мне всего 12 и я хочу дожить до старости. И вас всех свести на костер, я тоже не хочу. Вы все мне дороги. Я вас люблю.

— Понятно, но откуда ты это знаешь? Тебе Джонни сказал?

— Нет, он ведь тоже не дурень. Я не могу объяснить. Мне, вроде, как дверь открылась. Я могу это видеть и все… И еще мне точно понятно, кто кому и какая родня. Трудно объяснить, как именно я это узнаю. Я просто это могу видеть и все.

Ева уже давно привыкла ко всем причудам, которые может вытворить судьба. Видела многих людей с очень странными способностями и особо даже не удивилась рассказу Лины. Все эти дела с Инкубатором, мало ли чего там в колбы могут добавить и как это повлияет на человека. Тем более, если эта колба размещалась в Южной, или какой-то там еще Америке — а не тут, рядом. Ева ни в чем таком особо не разбиралась и давно принимала все, как есть. Она произнесла лишь кроткое:

— Да… — и в комнате повисла тишина.

Далее, опомнившись и собравшись с мыслями, Ева начала растолковывать Лине сложившуюся суть отношений между людьми. Много раз повторяла банальные вещи типа: «Никому не говори!». Лина же, с терпением кошки, дождалась окончания этого монолога и в конце произнесла:

— Я что, дура?!

В комнате, как шарик лопнул. Атмосфера разрядилась, они обнялись и почему-то заплакали. Первой заплакала именно Ева, Лина же плакала «за компанию». Не известно, как долго бы это продолжалось, но в комнату вбежал огромный, с длинной белой и кудрявой шерстью, пес Дик. Он всегда носился по усадьбе, где сам хотел. Торопижке-Дику, каждую секунду, очень срочно надо было быть в другом месте. Везде его ждали свои, очень важные собачьи дела. Ворвавшись в комнату и увидев такое мокрое непотребство, Дик набросился на обоих и начал их неистово облизывать. Плачь перешел на хохот, и пес тут же стал бегать по комнате, громко лая и как-бы улыбаясь от удовольствия. Дик был счастлив. Он только что спас мир от горя. Поскольку проблема была решена, он гавкнул в последний раз. Сделал умную морду и обнюхивая все на ходу, убежал решать какую-то новую собачью проблему…