Европа. Борьба за господство

В Австрии Меттерних тоже очутился в бюджетно-политическом тупике. На финансирование строительства железной дороги, начавшегося в 1842 году, были необходимы колоссальные суммы, как и на подавление революционных выступлений в Италии. Эти деньги уже нельзя было отыскать в Венгрии, где сформировалось новое радикальное руководство во главе с Лайошем Кошутом. Дальнейшее увеличение налоговых сборов с ряда других территорий было чревато беспорядками и бунтами, если оно не будет сопровождаться малоприятными для власти конституционными уступками. Единственная альтернатива – заимствование на международном денежном рынке – зависела от сохранения Габсбургами доверия к себе дома и за рубежом. Когда Венский синдикат согласился предоставить правительству значительный кредит, он сделал это при условии, что стоимость государственных облигаций не упадет ниже номинала. В довершение всего оппозиция победила на выборах в парламент Венгрии в 1847 году. В конце 1840-х годов австрийское государство оказалось в той же финансово-политической «яме», в какую угодил французский старый режим в 1787–1788 годах. Требовалось от чего-то отказаться.

В Центральной и Западной Европе все эти проблемы сделались чрезвычайно актуальными благодаря двум взаимосвязанным кризисам. В 1845–1846 годах во многих европейских странах случился неурожай. Обедневшие крестьяне и мастеровые доставляли все больше хлопот. Кредитный кризис взаимного доверия, рост безработицы и повышение процентных ставок – во многом это был первый кризис капиталистической системы – усугубили бедственное положение государств в 1847 году. Окончательный же удар по установленному порядку нанесла внешняя политика. Последней каплей стал швейцарский «катаклизм» 1847 года, спровоцированный победой либеральных протестантских кантонов во главе с Берном над более малочисленными консервативными католическими кантонами Зондербунда.[607] Согласно Венским соглашениям, великие державы выступали гарантами швейцарской конституции, и имелись все признаки того, что Австрия, которая сочувствовала консерваторам, и Франция, которая поддерживала либералов, вскоре окажутся втянутыми в дипломатическую и идеологическую борьбу. На кону стояла не столько Швейцария, сколько стабильность Германии и всей европейской системы. Меттерних боялся, что либеральная победа воодушевит революционное движение в Южной Германии, где внимательно следили за событиями в Швейцарии. Немецкие либералы действительно начали массовый сбор подписей в поддержку швейцарских «коллег»; особенно сильное впечатление произвели на них действия ополчения, и они захотели принять эту схему в качестве модели для себя. Меттерниху не удалось навязать свою волю Швейцарии, хотя бы потому, что ему не хватило финансовых ресурсов.

Все вместе, социально-экономические и политико-дипломатические кризисы конца 1847 быстро уничтожили сохранявшуюся легитимность власти, а с нею – и финансовое доверие к старым режимам Франции, Австрии и Пруссии. Французский премьер-министр Гизо не находил себе места. Тревога вследствие увеличения прусского могущества и опасения за безопасность восточных границ нарастала с середины 1840-х годов, и правительство вдобавок подвергалось жестокой критике со стороны радикалов из-за допущения аннексии Кракова и отказа в помощи итальянским националистам. В парламенте Виктор Гюго восхвалял Наполеона и осуждал материализм. По всему Парижу устраивались «банкеты» – по сути, демонстрации оппозиционеров, собиравшие до 20 000 человек – с требованиями дальнейшей демократизации общества и более активной внешней политики, способной ликвидировать последствия соглашений 1815 года и обеспечить поддержку революционеров в Италии, Польше и Германии. В Австрии Меттерних – тот самый, кто был твердо намерен учиться на ошибках Иосифа II – очутился в порочном круге международного политического противостояния, внутренних беспорядков и скудости бюджета. В начале марта 1848 года государственные облигации упали в цене, и банки наконец пошли на принцип. Правительству пришлось «залезть в кубышку», чтобы вытянуть страну из финансового болота. Как и во Франции в 1789 году, сила установленного порядка была полностью подорвана острым бюджетным кризисом и яростной критикой внешней политики со стороны общественности задолго до того, как первые протестующие вышли на улицы Парижа, Вены и Берлина. «Правительство не свергали, – писал де Токвиль. – Оно пало само».