Европа. Борьба за господство

Вскоре после этого «катаклизма» европейская арена была преобразована событиями на другой стороне земного шара. Отношения между Германией и Соединенными Штатами обострились вследствие возобновления неограниченной подводной войны. В конце февраля Вашингтон ознакомился с расшифровкой тайной «Телеграммы Циммермана», которую перехватила британская разведка. Американское общественное мнение возмутило предложение Берлина передать Мексике Техас, Нью-Мексико и Аризону в обмен на союз. Вскоре после того в газетные заголовки попало известие о потоплении американского судна. Кроме того, американцев изрядно тревожили планы Германии по интеграции Mitteleuropa под своим руководством; Вильсон считал, что эта схема «призвана раскинуть широкой полосой немецкую военную мощь и политический контроль в самом центре Европы и за пределами Средиземноморья, вплоть до Азии».[918] Все вместе, эти факторы убедили многих американцев, что события в Европе, в особенности угроза германской гегемонии, имеют далеко идущие последствия для безопасности Западного полушария. Германские амбиции угрожали не только торговле Соединенных Штатов, но и самой территориальной целостности республики. Эту опасность следовало ликвидировать путем прямого вмешательства в европейскую государственную систему. Оставаться в стороне, предупредил президент Вильсон, чревато риском появления карты, на которой «[Германия] черным пятном раскинется от Багдада до Гамбурга – когда германское могущество утвердится в сердце мира». В апреле 1917 года Соединенные Штаты объявили войну Германии.

С точки зрения президента Вильсона, имперская Германия своим поведением бросала откровенный идеологический вызов американским политическим ценностям. «Мир следует сделать безопасным для демократии, – сообщил Вильсон Конгрессу в своей речи в поддержку войны с Германией. – И мир во всем мире должен опираться на проверенные основы политической свободы».[919] Немецкая агрессия, объяснял президент, является плодом деспотизма Вильгельма: «Правителям Германии удавалось и удается нарушать мир во всем мире исключительно потому, что немецкий народ… не вправе выражать собственное мнение». Американское правительство верило, что защита демократии в пределах США подразумевает «активную оборону» далеко за границами страны. Целью Вильсона было не столько сделать «мир безопасным для демократии», сколько обеспечить безопасность Америки в мире посредством содействия расширению демократии.[920]

К лету 1917 года, учитывая все вышесказанное, стратегическая ситуация для Германии стала поистине критической. Французы и англичане поддерживали постоянное давление на западе, предпринимая с конца мая наступления на Аррас, Ипр и Суассон. Примерно в то же время итальянцы начали новое наступление на Изонцо против австрийцев. В конце июня новое русское правительство разрешило генералу Брусилову начать крупномасштабный прорыв на Восточном фронте. Оказавшись между половинками русско-итальянских «клещей», Австро-Венгрия начала, что называется, проседать. На юге британцы возобновили операции в Палестине и Месопотамии. Долгосрочные перспективы Берлина дополнительно омрачало ожидаемое прибытие многочисленных американских сил. «Мирная резолюция», за которую ратовал лидер центристов Маттиас Эрцбергер, отрицавшая аннексии и одобренная солидным большинством голосов рейхстага в июле 1917 года, отражала эти новые реалии. В том же месяце Бетман-Гольвег вынужденно уступил свой пост канцлера Георгу Михаэлису. Когда тот, в свою очередь, утратил доверие рейхстага в октябре, его сменил в должности граф фон Хертлинг. «Ползучая конституционализация» рейха, ощутимая и до 1914 года, быстро развивалась благодаря войне.