Вскоре после того президент Вильсон обнародовал свои знаменитые «Четырнадцать пунктов» (январь 1918 года). Документ был составлен для предотвращения возникновения в Европе блока стран с немецким доминированием и провозглашал новый международный порядок, основанный на демократии и самоопределении и подкрепленный геополитикой. Шестой пункт требовал «освобождения всех русских территорий»; восьмой настаивал на освобождении всей территории Франции от немецкой оккупации и на возвращении Эльзаса и Лотарингии; девятый пункт предусматривал «исправление» итальянских границ по «ясно различимым национальным линиям». Десятый пункт сулил «широчайшие возможности автономного развития» народам Австро-Венгрии; но оставался открытым вопрос, сохранит ли империя свою целостность на международной арене в качестве противовеса Германии. В соответствии с одиннадцатым пунктом в Румынии, Сербии и Черногории – странах под властью Австрии и Германии – надлежало восстановить государственность; Сербии гарантировался доступ к морю под защитой великих держав. Арабским землям, за исключением Палестины, предполагалось предоставить самоуправление, но их внешнюю политику следовало передать под британский контроль. Тринадцатый пункт объявлял о создании «независимого польского государства» с выходом к морю и под защитой великих держав, причем это государство должно было включать «все территории с неоспоримо польским населением». Наконец четырнадцатый пункт призывал к «общему объединению наций» ради гарантий политической независимости и территориальной целости государств. В основе этих требований лежали не какие-либо абстрактные принципы, а желание сократить немецкое могущество в Европе до приемлемых размеров.
Смелые действия требовались и в России. Страны Антанты, разумеется, немало опасались угрозы революции по отношению к либерально-капиталистическому демократическому порядку, но куда важнее для них было восстановить Восточный фронт. Отнюдь не стремясь покончить с большевизмом во что бы то ни стало, Бальфур заявил в апреле 1918 года, что «если большевистское правительство будет сотрудничать с нами в сопротивлении Германии, представится необходимым взаимодействовать с ним как с фактическим правительством России». Два месяца спустя начальник имперского генерального штаба сэр Генри Уилсон предупредил, что если Германия подчинит себе континент, то, «лишенная отвлекающих факторов в Европе, она сможет сосредоточить многочисленную армию против Египта или Индии на своих заморских территориях».[928]
В начале июля 1918 года верховный военный совет союзников поэтому принял решение о военной интервенции против русских революционеров, в первую очередь ради того, чтобы побудить Россию возобновить войну с Германией.Все это вызвало жаркие споры среди революционеров, затронувшие самую суть революционного проекта.[929]
«Если подъем народов Европы не сокрушит империализм, нас раздавят, – предупреждал Лев Троцкий. – Это не подлежит сомнению». Согласно марксистской теории, либо силы контрреволюции компенсируют друг друга – волны, как выразился Ленин, «обречены рано или поздно смять одна другую», – либо же зрелый посткапиталистический пролетариат отразит этот натиск при помощи мировой революции. Практика эту теорию опровергала. Рабочий класс Западной и Центральной Европы не спешил выступать в знак солидарности; революционеры оказались предоставлены самим себе. Более того, хотя Маркс ожидал триумфа коммунизма в развитых обществах наподобие Великобритании или Германии, большевики захватили власть в отсталой стране с малочисленным рабочим классом, населенной в основном крестьянами.[930] Налицо была революция в «неправильной» стране. Ленин полагал, что нет иного выбора, кроме как «сохранять наше положение до подхода нашего союзника, международного пролетариата, и этот союзник непременно подойдет… пусть он движется гораздо медленнее, чем мы ожидали и желали».