Европа. Борьба за господство

Президент Вильсон не хотел, чтобы Лига, как он выразился, стала новым «Священным союзом», направленным против Германии.[952] Он всегда исходил из того, что Берлину следует предоставить полноправное членство – разумеется, после установления подлинной демократии, – не в последнюю очередь для того, чтобы сдерживать русских. Вильсон таким образом стремился «встроить» центральноевропейское урегулирование в широкий контекст международной политики. В основе последней лежало всеобщее разоружение: Версальский договор четко указывал, что ограничения, наложенные на Германию, призваны «обеспечить подготовку к общему ограничению вооружений для всех наций».[953] Более того, Лига пыталась изменить не только отношения между государствами, но и внутреннюю политику государств – через учреждение комиссии по делам беженцев, комиссий по здравоохранению, по борьбе с рабством, по изучению правового положения женщин, а также ряда других «наднациональных» институтов. Что еще важнее, Лига гарантировала заключение двусторонних «договоров меньшинств», которые защищали основные религиозные, гражданские и культурные права всех людей. Благодаря усилиям Люсьена Вулфа, британского правозащитника и еврея по происхождению, европейские евреи получили всеобъемлющее, санкционированное на международном уровне и закрепленное в системе гражданских прав равноправие с другими народами.[954] Частично эти реформы отражали «прогрессистскую» повестку мировой политики, но основным их мотивом было предотвращение внутренней напряженности, способной вызвать международные конфликты и даже войну.

Пусть Лига Наций создавалась прежде всего для обеспечения европейского баланса сил, ее появление имело далеко идущие последствия для мира в целом. Германия и Турция лишились своих колониальных владений, но страны-победительницы вовсе не желали отправить эти территории в «свободное плавание», отчасти опасаясь, что некоторые из них мгновенно впадут в анархию, а отчасти потому, что этот прецедент мог привести к разрушению их собственных империй; но главным стимулом было не допустить очередного колониального соперничества великих держав. Также эти территории нельзя было просто поделить между победителями, поскольку президент Вильсон возражал против этого по идеологическим причинам. В результате сложилась система «мандатов», посредством которых Лига уполномочивала ту или иную союзную державу управлять бывшими колониями и провинциями до той поры, пока они не будут «готовы» к полной независимости. Несмотря на сильное сопротивление Франции, желавшей использовать свои новые владения в качестве источника живой силы для сдерживания Германии, владельцам мандатов недвусмысленно запретили укреплять эти владения или набирать там войска, чтобы не возникло одностороннего преимущества, чреватого угрозой баланса сил. Месопотамия (современный Ирак) и Трансиордания достались Великобритании, как и Палестина, где Лига Наций поручила Лондону воплотить в жизнь декларацию Бальфура. Сирия (ныне Ливан и Сирия) отошла Франции. Вильсон и многие арабы были разочарованы тем, что не предусматривалось создания единого арабского государства или конфедерации государств, как предлагалось в соглашении Сайкса – Пико. Когда стало очевидно, что самой Германии не поручат ни одного мандата, Германия сделалась убежденной противницей мандатной системы как таковой и горячей сторонницей независимости подмандатных государств.