Вашингтон продолжал содействовать ремилитаризации Западной Германии в рамках НАТО. В начале мая 1955 года конституцию ФРГ нарушили, чтобы объявить о создании вооруженных сил страны. Вскоре после этого Даллес изрядно польстил немецким националистам (и сделал язвительный выпад в адрес Франции), когда подтвердил американскую приверженность объединению Германии «на условиях, которые ни «нейтрализуют», ни «демилитаризируют» единую страну и не отторгнут ее от НАТО».[1237]
Была разработана комплексная система финансовых инвестиций и «вкладов», чтобы разделить бремя военного присутствия США в Германии между Бонном и Вашингтоном. Приблизительно тогда же появился Евратом – организация по управлению ядерным потенциалом европейского континента, призванная отчасти помешать Бонну разработать ядерное оружие самостоятельно. Так или иначе, основным гарантом военной безопасности было именно НАТО, а не какая-либо другая европейская организация. Этот блок освободил западных европейцев от потребности в дальнейшей военно-политической интеграции.[1238]Споры вокруг ЕОС утихли, однако неразрешенные «подспудные» противоречия привели к европейскому «двойному кризису» в середине десятилетия. Накладывавшиеся друг на друга события в Москве, Лондоне, Париже, Каире и Тель-Авиве поставили континент на грань общей войны. Все началось в Москве: ремилитаризация Западной Германии потрясла советских политиков до глубины души. В середине мая 1955 года, всего через неделю после сообщения из Бонна, Хрущев заявил о создании Организации Варшавского договора, которая объединила весь Восточный блок, включая ГДР, в военный союз с СССР. На следующий день советский лидер подписал государственный договор с Австрией. Этот документ, подводивший итог присутствию четырех держав-победительниц в стране в «награду» за ее нейтралитет, был продиктован вовсе не заботой об Австрии. Нет, это был ясный сигнал всем немцам – для них подобное тоже возможно. Аденауэр, впрочем, вновь не клюнул на наживку; Западная Германия продолжала перевооружаться. Более того, ФРГ, что называется, продемонстрировала норов: в декабре 1955 года Вальтер Халльштайн, госсекретарь ФРГ, заявил, что Западная Германия не признает никакое государство, которое дипломатически признало ГДР, за исключением Советского Союза (так называемая «доктрина Халльштайна»).[1239]
Москва была сильно обеспокоена происходящим. «Западные немцы – единственные, кто способен развязать новую войну в Европе», – сказал Хрущев своему сыну.[1240]
Это обстоятельство определяло внутреннюю политику стран – участниц Варшавского договора: все государства имели однопартийную политическую систему, везде была государственная собственность на основные средства производства, велась сознательная милитаризация на всех уровнях общества, появилась номенклатура, то есть новая партийная аристократия, которую вознаграждали за службу коммунизму и конкретно Москве экономическими привилегиями. Подобно Североатлантическому альянсу, ОВД в качестве «стратегического горизонта» рассматривала Германию и Рейн. В отличие от НАТО, во главе которого стояли Соединенные Штаты, но который представлял собой подлинный союз, Организация Варшавского договора полностью подчинялась Москве. В самом конце мая 1955 года Хрущев и маршал Булганин посетили Белград, чтобы наладить отношения с Тито. Два месяца спустя Хрущев пытался найти взаимопонимание с Эйзенхауэром на саммите в Женеве, где главным вопросом являлось будущее Германии. США не были готовы к решениям, которые не предусматривали проведения свободных выборов, а это привело бы к незамедлительному коллапсу ГДР; также США не собирались допустить объединения Германии как нейтрального государства. Эйзенхауэр предупредил, что «нет ни малейшей возможности превратить 80 миллионов трудолюбивых людей в центре Европы в нейтралов».[1241]Это неуклонное сокращение советского влияния в Германии вынудило Хрущева отказаться от традиционного для СССР до сих пор сдержанного отношения к сотрудничеству со странами третьего мира. В известной речи в начале 1956 года советский лидер провозгласил наступление «нового периода в мировой истории, предсказанного Лениным, когда народы Востока будут играть важную роль в решении судеб мира и станут новым и значимым фактором международной политики».[1242]
Эта трансформация требовала идеологической перекалибровки и «антиимпериалистического» сотрудничества с разнообразными антизападными режимами вместо былой панмарксистской солидарности. Например, Москва начала укреплять налаженные связи с египетским лидером, полковником Гамалем Насером, чтобы попугать Париж и Лондон и позлить Вашингтон, который пытался замкнуть кольцо «окружения» Советского Союза с юга. Местных коммунистов оставили на «попечение» египетской тайной полиции.