Европа нового времени (XVII—ХVIII века)

Религиозные споры, отражавшие в конечном счете противоборство между феодальным и идущим ему на смену капиталистическим строем, теперь были фактически исключены из сферы межгосударственных отношений. Однако продолжавшаяся экономическая борьба между старым и новым строем еще не получила и теперь прямого, лишенного религиозных покровов выражения на международной арене. Она лишь в весьма ограниченной степени была осознана современниками, тем более что в раннебуржуазных государствах еще не сложилось господство буржуазии в ее чистых, развитых формах. В то же время правительства феодально-абсолютистских стран, исходя из собственных целей, пытались в определенной степени отстаивать внешнеполитические интересы «своей» буржуазии.

Разумеется, все эти новые тенденции не исключали остаточного воздействия старых конфликтов, отдельных локальных попыток подкрепить религиозными или другими идеологическими мотивами различные внешнеполитические цели, строить планы антиреволюционного интервенционизма. Требования установления религиозного униформизма перестали накладывать определяющий отпечаток на международные отношения. Тем не менее роль религиозного фактора не была целиком сведена на нет. Преследование гугенотов во Франции после отмены Людовиком XIV Нантского эдикта способствовало сплочению протестантских государств. Английская королева Анна в начале XVIII в. призывала своих католических союзников проявлять терпимость к их протестантским подданным, даже когда такие просьбы путали карты британской дипломатии. А австрийский император Леопольд I, в свою очередь, не скрывал неприязни к «еретикам», с которыми он был принужден вступать в союз.

В отличие от религиозных династические интересы в большей мере сохранили влияние на поведение держав. В какой-то мере династические притязания даже целиком приняли на себя функцию идеологического обоснования торговых и стратегических интересов, которую они раньше делили с религиозными мотивами внешней политики. При этом удельный вес династических мотивов был значительно выше в абсолютистских, чем в раннебуржуазных государствах, где они действительно были сведены к роли юридического и пропагандистского прикрытия реальных внешнеполитических целей. Защита интересов господствующего класса и — в его понимании — государственных интересов неизменно определяла действия дипломатии, то принимая форму отстаивания династических или религиозных целей, то, наоборот, отбрасывая их в сторону как ставшую в том или ином случае ненужной внешнюю оболочку подлинных мотивов, намерений и задач внешней политики.

В 1660 г. после реставрации Стюартов Карл II не только отказался от союза с испанским королем Филиппом IV, оказывавшим ему поддержку в годы эмиграции, не только пренебрег своими тайными симпатиями к католицизму, но и вступил в союз с Португалией, которая в 1640 г. отделилась от Испании, но продолжала считаться в Мадриде законным владением испанской короны. Филипп, несмотря на весь свой многолетний дипломатический опыт, был приведен в оцепенение подобным цинизмом и горестно писал: «Бог покарает этот зловредный союз, потому что один из его участников восстал против своего бога, а другой — против своего короля».

Однако эти жалобы очень мало стоили, когда подданные «восставшего против своего бога» Карла II рассчитывали благодаря поддержке восставших против Филиппа португальцев извлечь выгоды от торговли с португальскими колониями. А Мадрид, в свою очередь, сблизился с голландскими «еретиками», против которых вел войну в течение 80 лет. Голландские военные корабли в 1661 г. прикрывали испанский серебряный флот, доставлявший драгоценные металлы из колоний в Америке, от нападения англичан. Голландцы стали строить военные корабли для Испании. Голландские купцы получили привилегии в торговле с испанскими владениями. Во время второй англо-голландской войны в Европе предрекали даже вооруженный конфликт между Англией и Мадридом, неофициально вступившим в союз с Гаагой. В 70-е годы Испания держала сторону Нидерландов в войне против Людовика XIV, формально требовавшего свободы отправления католического культа на голландской территории, как раз того, чего Мадрид тщетно пытался вооруженным путем добиться в предшествующие десятилетия. Династические интересы, когда они служили лишь внешним выражением государственных интересов, могли побуждать и к поддержке выступлений против «законных» монархов в других странах.