Однако втянуть обе страны в переговоры оказалось для французской дипломатии совсем нелегким делом. Прежде всего морским державам вовсе не улыбалось наблюдать и даже способствовать значительному возрастанию и без того чрезмерного, по их мнению, могущества Франции в результате присоединения к ней, хотя бы части, земель испанской короны в Европе и, конечно, огромных колониальных владений в Новом Свете. Кроме того, уже само вступление морских держав в переговоры с Версальским двором о судьбе испанского наследства было бы немалой — и ничем не компенсированной — уступкой с их стороны. Ведь тем самым Лондон и Гаага заранее соглашались признать, что Людовик XIV имеет законные права на испанские владения, хотя они основывались лишь на «правах» его жены, а сама инфанта торжественно отреклась от них при вступлении в брак. Вдобавок такое признание «прав» никак не могло распространяться лишь на какую-то часть владений, а не на все земли, находившиеся под властью испанского короля Карла II Габсбурга.
Это были юридические «тонкости», но их никак нельзя было сбрасывать со счетов при определении английским и нидерландским правительствами своей позиции. Имея все это в виду, дипломаты Вильгельма III любили ссылаться на то, что их беспокоило меньше всего — что-де не подобает распоряжаться владениями державы, с которой поддерживаются мирные и даже дружественные отношения, и что морским державам придется нарушить соглашение с императором Леопольдом, заключенное во время войны Аугсбургской лиги против Франции, согласно которому император признавался законным наследником испанской короны. В ответ Людовик XIV ознакомил представителей Лондона и Гааги с тайным договором о разделе владений испанской монархии, заключенным в 1668 г. между императором и французским королем. Но все это, конечно, не сдвинуло бы дело с мертвой точки, если бы не воздействие одного важного фактора — внутриполитической ситуации в Англии, а также в Нидерландах.
Переворот 1688 г. поддержала почти вся собственническая Англия, но последовавшее за возведением на престол Вильгельма Оранского возвышение лондонских банкиров и биржевых спекулянтов, действовавших рука об руку с частью аристократии, пришлось явно не по душе более широким слоям землевладельческих дворян. Они слабо понимали цели войны против Франции и не очень сочувствовали этим целям. После заключения Рисвикского мира дворянство и выражавшая его настроения палата общин и слышать не желали о новом конфликте с Францией, требовавшем огромных расходов. Вильгельма III подозревали, что он стремится к войне, чтобы иметь наготове многочисленную постоянную армию, которая могла быть использована для восстановления королевского абсолютизма. Сторонники свергнутого с престола Якова II — якобиты подливали масло в огонь, пытаясь вызвать недоверие к любым планам Вильгельма. В результате, как и рассчитывал Людовик XIV, английский парламент потребовал и добился роспуска армии военного времени, после длительного торга согласившись сохранить под ружьем всего 7 тыс. человек. У Вильгельма осталось лишь оружие дипломатии, к которому он и вынужден был обратиться. В 1698 г. начались длительные тайные совещания английских и голландских дипломатов с посланцами Людовика XIV, которые начали перекраивать карту Европы, даже не задумываясь о чувствах и интересах народов, населявших передаваемые из рук в руки территории.