Другая группировка среди советников Людовика XIV, отражая взгляды растущей буржуазной по своему происхождению бюрократии — сборщиков налогов, чиновников, ведавших делами мануфактур и торговли, строительством флота и крепостей, вербовкой, обучением и снабжением постоянных регулярных армий, — имела свои представления о соотношении интересов государства и династии. Эти взгляды представляли собой еще в зародыше просветительскую теорию, согласно которой монарх является лишь «первым слугой государства». Эта теория объективно по своим тенденциям была противоположна идее о божественном праве монархов, абсолютизировавшей династические интересы, даже если они не только не совпадали, но и вступали в противоречие с государственными и национальными интересами. Влиятельная группа высших сановников, приближенных Людовика XIV, полагала, что представитель французской королевской династии, заняв трон в Мадриде, вскоре станет таким же испанцем, точнее, выразителем испанских интересов, как и его предшественники, следовательно, для Парижа куда выгоднее не решаться на войну с рядом европейских держав за право одного из бурбонских принцев занять вакантный престол в Мадриде, а договориться о разделе испанских владений и присоединении хотя бы части из них к Франции.
На другой день после того, как испанский посол сообщил содержание завещания Карла II, Людовик XIV представил собравшимся своего внука герцога Анжуйского, как нового испанского короля Филиппа V. Прежде, чем противники Людовика XIV успели что-либо предпринять, Филипп, сопровождаемый свитой французских военных и гражданских чинов, воцарился в Мадриде. Французские офицеры установили контроль над испанской армией. Французский посол Марсен стал главным советником юного короля. Французские войска в 1701 г. под командой маршала Буфлера вступили во Фландрию и учредили в Брюсселе правительство, являвшееся по сути дела ставленником Версальского двора. Французы добились от герцога Савойского согласия на передвижение через его страну французской армии, занявшей другое важнейшее испанское владение — Милан.
Приписываемые Людовику слова при принятии Филиппом V испанской короны о том, что «Пиренеи больше не существуют», если и были произнесены, то не «королем-солнцем», а испанским послом. Эти слова, однако, выражали общераспространенное мнение насчет последствий перехода испанской державы под власть принца из дома Бурбонов. Конечно, ни одна из европейских держав не была склонна примириться с подобным усилением могущества Франции. Впрочем, вначале казалось, что Людовику ценой второстепенных уступок удастся предотвратить складывание антифранцузского союза. Прежде всего целый ряд государств, включая Баварию, Португалию, Римский престол и герцога Савойского, признали Филиппа королем Испании, а за ними, хотя и крайне неохотно, последовали Англия и Голландия. Объединение французской и испанской короны создавало бы географически единый комплекс из Испании, Франции, Южных Нидерландов и большей части Италии, глава которого мог бы претендовать на гегемонию в Европе и вместе с тем на колониальную гегемонию.
Тем не менее первоначально и в Лондоне, и в Гааге влиятельные буржуазные круги не разделяли мнения Вильгельма Оранского, будто действия Людовика XIV делают неизбежной войну за испанское наследство. Им казалось, что нет достаточных оснований нести огромные издержки, связанные с войной, ради передачи испанского престола австрийскому эрцгерцогу. Ведь Филипп V был лишь третьим по счету наследником французского короля, а его старший брат герцог Бургундский мог иметь сыновей, что делало еще более проблематичной для Филиппа перспективу наследовать своему деду и объединить французскую и испанскую короны. Людовик попытался достичь соглашения с Веной, но натолкнулся на решительный отказ. Император Леопольд I считал, что после мира с турками в 1699 г. он избавлен от угрозы войны на два фронта, и твердо решил оспаривать у Людовика владение «испанским наследством». Но один император был не в состоянии противостоять Франции.
Однако рядом неосторожных шагов французский король сам сплотил своих врагов. Французские купцы были поставлены в привилегированное положение в торговле с испанскими колониями — к ущербу для голландцев и англичан. Баланс сил в Европе оказался подорванным, опасность нависла над важнейшими торговыми интересами Голландии и особенно Англии. Лондонское Сити заявило, что неизбежен крах торговли, а следовательно, и страны, если произойдет прочное объединение Франции и Испании. Поэтому расчет Леопольда, что в борьбу против Людовика обязательно включатся морские державы, оправдался, хотя и не сразу.