Европа нового времени (XVII—ХVIII века)

Что касается Фридриха, то он, готовясь к войне, до предела завинчивал налоговый пресс. Полученных денег недоставало. В стремлении добыть нужные средства «король-философ» в 1753 г. обратился даже к услугам алхимиков. Лишь глубокая тайна, в какой производились алхимические опыты, спасла Фридриха от того, чтобы превратиться в посмешище всей Европы, подобно другим легковерным, попавшимся на удочку шарлатанов. Немецкие националистические историки прошлого века, начиная с наиболее известного из них — Ранке, утверждали, будто Фридрих вступил в Семилетнюю войну 1756–1763 гг. с целью не допустить французского вторжения в Германию. Вернее было бы сказать — потому что он не сумел побудить французов к такому вторжению, которое разобщило бы сложившуюся против него коалицию. Весной 1755 г. Фридрих пригласил в Потсдам французского посла и сказал в подчеркнуто резком тоне: «Знаете ли, сударь, какое бы я принял решение при создавшемся положении, если бы я был французским королем. После того, как англичане своим поведением на Средиземном море показали свою враждебность к Франции, я бы отправил в Вестфалию солидный военный корпус, чтобы бросить его затем непосредственно против Ганновера. Это единственное средство заставить Англию сделаться посговорчивее». Однако в отличие от событий 15-летней давности (начало войны за австрийское наследство) в Париже не клюнули на приманку.

И в новейшей западной историографии можно встретить пересказ придворных сплетен насчет того, будто «дипломатическая революция» 1755 г. была вызвана тем, что Фридрих II не ответил на письмо всесильной фаворитки Людовика XV маркизы Помпадур и называл ее Fräulein Fisch («Фрейлейн Рыба»), что являлось немецким переводом ее девичьей фамилии Poisson, и нарек именем маркизы одну из своих собачек. Однако такими обидами не руководствовались в Версале. К тому же на деле прусский посол имел инструкции оказывать всяческие знаки почтения маркизе. Стоит добавить, что вошедшая в поговорку дурная репутация Помпадур, хотя и была вполне заслуженной, первоначально родилась из-за того, что, будучи буржуазного происхождения, маркиза нарушила дворянскую монополию на поставку королевских любовниц и вдобавок обнаружила отсутствующий у ее соперниц интерес к политике. Именно он и сделал ее выразительницей настроений и мнений влиятельной «австрийской партии» при Версальском дворе. Эта «партия» не без основания полагала, что от Фридриха не приходится ждать помощи в борьбе против Англии. Напротив, союз с прусским королем снова вовлекал бы Францию в становящуюся бесполезной для нее, и поэтому вредной, войну против Австрии, которая только распыляла бы французские силы и велась к выгоде прусского короля. Вдобавок Кауниц намекнул на возможность уступить Франции (в обмен на помощь в отвоевании Силезии) Фландрию, которой французы неудачно пытались овладеть во многих войнах против императора и морских держав. Получить Фландрию из рук австрийцев было куда удобнее, чем отвоевывать ее у них, как это любезно рекомендовал французам Фридрих II.

Казалось, у французского правительства должны были отпасть поводы для колебаний. Тем не менее Людовик XV никак не мог решиться на полное изменение традиционной системы союзов. Со своей стороны прусский король хотел бы сохранить союз с Францией. С его помощью Фридрих присоединил Силезию. Он считал франко-прусский союз естественным продолжением традиционной политики Франции еще со времен Ришелье: поддержки ею германского протестантизма против Габсбургов. Фридрих даже называл Эльзас с Лотарингией и Силезию двумя сестрами, одна из которых выдана замуж за французского, а другая — за прусского короля. На протяжении 1755 г. усилия Фридриха были направлены на заключение союза с Англией при сохранении союза с Францией, тогда как эти государства уже вступили в вооруженную борьбу в колониях. Трудность задачи заключалась в том, что основой для союза с Англией должна была стать помощь Пруссии в защите Ганновера от нападения Франции. Для решения этой головоломной задачи не хватало всей дипломатической ловкости прусского короля.