Опыт этой многолетней войны выявил реальное соотношение сил и основные внешнеполитические устремления ведущих европейских держав. Для венского правительства, поставившего задачу добиться пересмотра итогов войны, было очевидно, что его невозможно будет осуществить, пока сохраняются неизменными прежние системы союзов. После Аахенского мира 1748 г. на протяжении почти четырех десятилетий австрийская политика неизменно была ориентирована на противодействие планам Фридриха II. Олицетворением этой политики венского двора стал граф (позднее князь) Венцель Антон Иозеф фон Кауниц, с 1753 г. первый министр Габсбургской монархии. Широко образованный государственный деятель, он был также гибким дипломатом, годами, несмотря на все препятствия, двигавшимся к раз поставленной цели и вместе с тем умевшим трезво взвешивать реальную политическую ситуацию и не давать вовлекать себя в опасные авантюры.
В лице Кауница Фридрих II приобрел ловкого и стойкого противника, и их борьба оставила большой след в дипломатических летописях XVIII столетия. В начале 50-х годов Кауниц постепенно становился руководителем австрийской внешней политики; он считал, что сформировавшийся еще в войнах против Людовика XIV союз Австрии и Англии не сможет обеспечить победу над новым противником — Пруссией. Причиной тому было и то, что Фридрих II мог опираться на мощную поддержку Франции и что Англия, которую не разделяли с Пруссией никакие существенные противоречия, выступала против нее преимущественно как против французского союзника. Поэтому английская помощь Вене в попытке отвоевания Силезии могла быть в лучшем случае ограниченной, обусловленной менявшейся дипломатической конъюнктурой, к тому же выражавшейся главным образом в субсидиях и в отвлечении части французских ресурсов на борьбу на море и в колониях. Иными словами, союз с Англией не вел к цели. Правда, Австрия имела союзные отношения с Россией в целях совместной борьбы против Османской империи. В Вене, конечно, знали о том, что в Петербурге с неудовольствием и тревогой наблюдали за завоеваниями Фридриха II, дестабилизировавшими обстановку в Европе. Однако не секрет, что в российском правительстве были и противники австрийского союза и что оно не проявляло склонности таскать каштаны из огня ни для Вены, ни для Берлина.
В таких условиях надежды на успех появились бы, если бы удалось не только лишить Фридриха II помощи Франции, но и перетянуть Версальский двор в лагерь его противников. Однако путь к созданию австро-французского союза преграждали воспоминания о вековом соперничестве Габсбургов и Бурбонов. Эти еще совсем свежие воспоминания подкрепляли убеждение, что Франция нисколько не заинтересована в коренном ослаблении Пруссии, ставшей противовесом влиянию Вены в Германии. Напрасно Кауниц, направленный австрийским послом в Париж, убеждал своих французских собеседников, ссылаясь на недавний опыт, что Фридрих снова изменит им, как уже не раз изменял во время воины за австрийское наследство. В Париже, нисколько не строя иллюзий в отношении надежности слова и обещаний Фридриха, рассчитывали, что вполне в силах французской дипломатии лишить «короля-философа» возможности в удобный момент предать своих союзников. Фридрих II доказал ошибочность этих расчетов, поддавшись все-таки представившемуся соблазну, но, как вскоре выяснилось, отнюдь не сумев извлечь ожидаемой выгоды от смены союзов.
Поводом для нового общеевропейского военного пожара послужило стремление Лондона получше обеспечить на случай войны судьбу Ганновера. С 1714 г., на протяжении более чем столетия, его курфюрсты являлись одновременно королями Великобритании. Уния с Ганновером, создавая для Англии форпост на континенте, вместе с тем впутывала ее в различные конфликты в Германии и Северной Европе, серьезно не затрагивавшие британские интересы. Англо-французская война сразу вовлекала в свою сферу и наследственные владения королей Ганноверской династии в Германии. Между тем, ни сама ганноверская армия, ни посылавшиеся ей сравнительно немногочисленные английские подкрепления не могли отразить нападения значительно более мощных сил континентальных держав, и это положение нисколько не менялось от успехов англичан на других театрах войны на море и в колониях. Более того, в случае захвата французами Ганновер превращался в выгодный залог в их руках, обладание которым могло быть использовано при заключении мира. Опасаясь занятия Ганновера Фридрихом II, как союзником Франции, Лондон пытался обеспечить себе помощь России на случай таких действий прусского короля. Это и было одной из целей, которые преследовала английская сторона при заключении в 1755 г. Санкт-Петербургской конвенции.