Европа нового времени (XVII—ХVIII века)

Другой способ привести в движение капитал, ставший бездеятельным, предполагал его вывоз в новые центры европейской экономики, где возможности прибыльного приложения были неизмеримо шире, чем на родине. Примером могут служить перенесение деятельности частных банков из Генуи в Амстердам, «миграция» шелковой промышленности из Венеции в Лион и т. п. Попытки приостановить этот процесс с помощью «меркантилистского» законодательства не дали желаемых результатов. Так, в 1588 г. в Венеции был издан закон, запрещавший вывоз шелка-сырца. Однако поскольку цены на него на внутреннем рынке упали, то развернулась широкая контрабандная торговля им. В итоге к 1694 г. ⅔ венецианского шелка-сырца вывозилось контрабандным путем.

Аналогично складывалась хозяйственная жизнь Южной и Западной Германии в XVII в. И в этом регионе капиталистический уклад, сформировавшийся в XVI в. в промышленности (в горном деле, металлургии, текстильном производстве) в условиях XVII в. под воздействием внешних и внутренних причин более или менее «растворился» в феодальной структуре до такой степени, что даже, внешне сохранив былые формы производства, утерял прежнюю политико-экономическую их суть.

Конечно, было бы ошибкой не учитывать ту роль, которую в этом перерождении сыграли опустошения Тридцатилетней войны, равным образом как и перенос центра международной торговли со Средиземного моря в Атлантику, обусловивший утрату былого хозяйственного значения торгового пути с севера на юг — по Рейну и альпийским перевалам. Однако без учета внутренних условий — политической раздробленности страны, отсутствия единого централизованного рынка со свободной циркуляцией товаров в национальном масштабе, наконец, живучести феодальных структур как в деревне, так и в городах — объяснить тип социально-экономического развития Германии в XVII в. невозможно.

Начнем наш анализ именно с последнего обстоятельства. Господствующая форма землепользования в Западной Германии в изучаемый период оставалась феодальной, что означало поземельную и ту или иную форму личной зависимости земледельцев от феодальных земельных собственников. Наиболее свободные формы крестьянского землепользования сохранялись в Северо-Западной Германии, где восторжествовала крупнокрестьянская вечнонаследственная (майерская) аренда за фиксированную натуральную и денежную ренту. Однако цена этой свободы была дорога — большая часть деревни оказалась практически безнадельной и, таким образом, была низведена до положения батраков, работавших во дворах своих зажиточных соседей. По мере продвижения на юг крестьянское землепользование становилось более мелким и более отягощенным тяжелыми поземельными рентами и личными службами держателей. Здесь довольно частыми являлись крупные домены, на которых их «благородные» владельцы вели самостоятельное хозяйство, опираясь частично на наемный труд, частично на барщинные повинности зависимых земледельцев. Близкой к этому типу была структура аграрных отношений в Юго-Западной Германии, с тем только отличием, что здесь формы крестьянской зависимости были еще более ярко выраженными, а повинности более тяжелыми.

Среди исследователей нет разногласий по вопросу о глубине упадка городов в рассматриваемом регионе. Имперские города — Аугсбург, Ульм, Нюрнберг — колыбель капиталистической мануфактуры в этом регионе в XVI в. — к середине XVII в. полностью утратили свое былое значение. Если истоков их упадка следует доискиваться в упадке традиционных торговых связей, то процесс этот был в XVII в. усугублен опустошениями Тридцатилетней войны. Что же касается прирейнских городов, то они больше всего пострадали от конкуренции Голландии, подчинившей многие из них своей экономической гегемонии.

Восторжествовавший княжеский абсолютизм еще больше содействовал разрыву хозяйственных связей между отдельными германскими территориями и содействовал вырождению меркантилистской политики покровительства «национальной» промышленности и торговли в инструмент удушения и той и другой, задохнувшихся в прокрустовом ложе «государственных интересов» мелкокняжеских территорий.