Сельское хозяйство Венеции, Ломбардии и Пьемонта приобрело в конце XVI в. европейскую репутацию образцово поставленного. В отличие от сельского хозяйства Сицилии и Южной Италии оно было многоотраслевым (поликуль-турным), включало культивирование как продовольственных, так и технических культур (в частности, шелковицы, красителей и др.). Здесь отсутствовала стеснительная система открытых полей, не существовало столь тесной зависимости между количеством скота и площадью пахоты. Скот в этой системе земледелия играл меньшую роль, чем в Северо-Западной Европе. Нехватка скота и удобрений здесь восполнялась более тщательной ручной обработкой участков (сочетание плодовых, в частности оливковых, деревьев с виноградником или овощными культурами и т. п.).
Падение рыночных цен на сельскохозяйственные продукты в результате резко сократившегося спроса (эпидемии первой половины XVII в. и сокращение рождаемости, что сказалось также в падении и земельных рент) изменило к худшему ситуацию в аграрном секторе североитальянской экономики. Он пережил глубокие социальные потрясения. В деревню устремились городские толстосумы, стремившиеся вложить свои капиталы в земельную собственность. Так, например, венецианская знать в 1600 г. владела 11 % культивировавшейся земли в пределах итальянских владений республики. К 1740 г. в ее руках уже находилось 20 % этих земель: постепенно торгово-финансовая аристократия превращалась в земельную.
Аналогичный процесс наблюдался в Ломбардии, где городской патрициат, некогда сменивший старую феодальную знать в качестве земельных собственников и успевший «рефеодализироваться», в XVII в. значительно пополнился новыми представителями городского нобилитета (торгово-финансового происхождения) и дворянства мантии (того же происхождения) — держателей должностей. К концу XVII в. городской патрициат в этом регионе по роду доходов уже полностью стал слоем землевладельческим. Крупные землевладельцы сдавали свои владения арендаторам, ведшим с помощью наемных батраков коммерческие хозяйства. Однако абсолютное большинство новых землевладельцев городского происхождения сдавало свои земли небольшими участками в аренду исполу. Для массы издольщиков это была поистине «голодная аренда», обрекавшая их на ведение примитивного потребительского хозяйства. Эта система поземельных отношений оказалась господствующей в Пьемонте, Тоскане и Венеции (76 % венецианской знати сдавало свои владения участками менее 5 га). Очевидно, что способ эксплуатации крестьянства в этом регионе практически «рефеодализовался», а уровень ее значительно повысился.
Итальянский исследователь Р. Романо характеризует экономическую ситуацию в этом регионе как «упадок», коснувшийся прежде всего городов вследствие исхода значительной части их населения в деревню, сокращения промышленной продукции в ее традиционных центрах (Флоренции, Милане, Венеции), свертывания внутренней торговли и, наконец, сокращения количества денег (золотой и серебряной монеты, находившейся в обращении)[56]
.То, что Романо именует «депрессией городской экономики», было проявлением процесса размыва капиталистического уклада, оказавшегося в крайне стесненном положении в рамках новой системы мирового хозяйства, а главное, лишенного необходимых для его развития условий внутри страны. Так, например, шерстяной промысел Милана, насчитывавший в начале XVII в. 60–70 мануфактур и поставлявший в год 15 тыс. кусков сукна, к 1640 г. вырабатывал в год всего лишь 3 тыс. кусков; к 1682 г. этот промысел свелся к 5 предприятиям, из которых к 1700 г. оказалось только одно, производившее 100 кусков сукна в год. Такую же картину упадка в XVII в. дает нам история шерстяного промысла Генуи и Венеции. В последнем случае его продукция в конце XVII в. составляла лишь ⅒ объема в начале этого века. Не лучше обстояли дела в шелковой промышленности. Так, в Генуе число ткацких станков в этой отрасли в течение XVII в. сократилось с 1700 до 300.
В итоге города Северной и Средней Италии (Тоскана) из международных центров организованного по-капиталистически промышленного производства превратились в изучаемый период прежде всего в феодально-династические центры, хозяйственная жизнь которых во всевозрастающей степени определялась потребностями княжеских дворов и связями с сельскохозяйственной округой. Именно в сторону последней сдвинулся центр тяжести хозяйственной жизни этого региона.
Постепенное угасание городов означало, что капитал, изъятый из промышленного производства, искал новых, более выгодных сфер приложения. Одной из них являлось землевладение. Однако этот процесс не приводил здесь к переустройству производственных отношений на капиталистический лад. Наоборот, в большинстве случаев его следствием было распространение мелкой полуфеодальной аренды, т. е. своеобразная рефеодализация держателей.