Однако этот контраст лишь подчеркивал всю меру упадка и запустения деревни большей части страны. Положение вещей в испанской деревне XVII в. в ряду других факторов обусловило судьбу капиталистических структур промышленности — они задохнулись от узости внутреннего рынка и конкуренции более дешевых импортированных изделий (из Голландии, Англии и Франции). Еще в XVI в. Испания являлась центром развитого мануфактурного производства, пришедшего, однако, очень быстро в полный упадок. К середине XVII в. этой стране уже нечего было предложить европейскому рынку, помимо соли и сырья (шерсть, хлопок). Наиболее наглядно упадок испанской мануфактуры дал о себе знать в текстильном производстве. Некогда центр шелковой и полотняной промышленности Толедо в течение 20 лет (1600–1620) почти полностью лишился этого положения. Так, из 50 мануфактур, производивших здесь полотно, к середине XVII в. осталось лишь 13.
Судьбу Толедо разделили Севилья и Куэнка. Это означало, что кризис охватил не только текстильное производство, но и металлургию и судостроение. Эти три ведущие отрасли промышленности мануфактурного периода лишились внутреннего, европейского и значительной части колониальных рынков сбыта.
Кроме узости внутреннего рынка, следует обратить внимание на относительную дороговизну изделий испанской мануфактуры по сравнению с продукцией Голландии, Англии и даже Франции. Характерно, что Испания, столь неистово охранявшая монополию на торговлю с заморскими колониями, открывала свой рынок для импортируемых изделий английских и голландских мануфактур ввиду их относительной дешевизны — в угоду знати и двору. К тому же этим обеспечивались более высокие прибыли при перепродаже их в колониях.
На то же, каким образом подобная политика отразится на состоянии отечественной мануфактуры, испанский двор внимания не обращал. Сокровища Вест-Индии оказались более легким и заманчивым источником обогащения. Наконец, купцы Голландии и Англии, ломая монополию, все более усиленно проникали в Новый Свет. Следствием различия в эффективности мануфактурного производства в Испании и странах, с ней конкурировавших, стала довольно быстрая деиндустриализация первой. Вместе с тем продолжавшиеся впрыскивания в испанскую экономику драгоценных металлов из Нового Света не способны были ее оживить. Во-первых, они непрерывно сокращались в объеме; во-вторых, бóльшая их доля уходила на оплату всевозраставшего импорта и, в-третьих, они бросались в горнило военно-политических амбиций испанской монархии, приведших к Тридцатилетней войне. Этим же расточительством объяснялось возраставшее налогообложение, выкачивавшее и без того скудные денежные ресурсы провинций.
В ответ последовали восстания в Порту (1623), Сантарене (1629), в провинции басков (1632), наконец, в Каталонии (1640). Одновременно от Испании откололась Португалия (1640), покончив с 60-летним пленением. Ослабление Испании было столь велико, что испано-американская торговля практически перешла в руки ее торговых конкурентов. В самой же Испании рушилась гегемония Кастилии — вся ее административная и экономическая система лежала в развалинах. Ее уделом стала разорительная экономическая зависимость от более развитых стран Европы. В аналогичной экономической ситуации пребывала и Португалия.
Одновременно капиталистический уклад оказался в значительной степени «размытым» во Фландрии, Южной и Западной Германии и Северной Италии, традиционные же хозяйственные структуры торжествовали, и прежде всего в сельском хозяйстве. Разумеется, внешние факторы сыграли немаловажную роль в экономическом упадке указанных регионов. Однако было бы ошибочно не замечать и роли внутренних условий. В Италии это была политическая раздробленность (сохранявшаяся не в малой степени стараниями папства). Подобную же роль сыграла и политическая раздробленность Германии, закрепленная Аугсбургским религиозным миром (1555), а также зависимость мануфактуры от привозного сырья (шерсти — в Северную Италию, хлопка и красителей — в Южную Германию).
Бросающееся в глаза вялое течение процесса так называемого первоначального накопления приводило к тому, что вытесненные из землепользования слои крестьянства из-за личной зависимости в одних случаях и слабой горизонтальной мобильности в других оставались в недрах традиционных феодальных или полуфеодальных структур на положении коморников, мелких испольщиков и т. п. Мануфактура здесь оставалась по преимуществу городской. К тому же надо отметить узость внутреннего рынка, как сельскохозяйственного, так и промышленного. Проиллюстрируем сказанное.