Европа нового времени (XVII—ХVIII века)

Разумеется, мы находим во Франции XVII в. уже довольно развитой капиталистический уклад в промышленности: внушительные по размеру, более крупные, чем в Англии, централизованные мануфактуры гобеленов в Париже, шелков в Лионе, сукна в Абвиле, металлические в Амьене и т. п. На севере Франции широкое распространение нашла капиталистически организованная работа на дому — производство полотна и кружев. В стране функционировали торговые компании, ведшие торговлю с Азией и Вест-Индией, прокладывались дороги и каналы (был построен канал, соединивший Средиземное море с Гаронной). Однако везде и всюду требовалась инициатива, исходившая от правительства, чтобы побудить денежных людей к деятельности в этих сферах: субсидии, привилегии, монополии и прямые правительственные капиталовложения (им принадлежала ведущая роль в отраслях, обеспечивающих военные нужды абсолютизма). Правительственные инициативы были, как правило, связаны с перспективой роста экспортных возможностей или возможностями сократить импорт и тем самым сберечь в стране драгоценные металлы. Иными словами, достигшая при Кольбере кульминации политика меркантилизма была лишь обратной стороной политики возвышения абсолютизма.

В свете вышеизложенного несколько наивным представляется бытующее недоумение, почему Англия и Франция оказались приверженными к столь различному стилю экономической политики государства? Казалось бы, оба эти государства во второй половине XVII в. являлись растущими центрами сельского хозяйства и промышленного производства. Более того, в политике меркантилизма Франция была даже более последовательной, чем Англия, французская текстильная промышленность возродилась после коллапса ее в старых городских центрах (Бове, Амьен, Лилль, Реймс) только благодаря воздвигнутому вокруг нее таможенному барьеру и практике правительственных субсидий экспортерам сукна. Благодаря подобным же мерам, предпринятым Кольбером, пробудилось к жизни сельское сукноделие в Лангедоке. Вывоз шерстяных тканей через Марсель резко возрос к концу XVII в.

Однако трудно не заметить, сколь различными были в указанных странах общественно-экономические условия для предпринимательской деятельности. Достаточно только сопоставить факт одворянивания значительной части бюргерства и инкорпорацию «дворянства мантии» в социально-политическую систему феодально-абсолютистской Франции и, наоборот, обуржуазивания значительной части английского дворянства и его включения в сферу общественно-политических интересов буржуазной системы хозяйства, чтобы ответ на поставленный выше вопрос не представлялся столь трудным. Различия в исторических судьбах капиталистических структур в Англии и во Франции в XVII в. — это явления, производные от двух кардинальных фактов их истории: победоносной буржуазной революции в Англии и одновременного с ней торжества «классического» абсолютизма во Франции.

Феномен Швеции, превратившейся в XVII в. в одну из самых могущественных держав Европы, в своем роде уникален, хотя и сравнительно легко объясним. От средних веков она унаследовала слаборазвитую экономику: редкую заселенность большей части территории, немногочисленные городские центры, низкий уровень общественного разделения труда и, следовательно, обмена. Однако именно эта страна обладала в известном смысле наиболее передовой по тем временам социально-классовой структурой, что проявлялось в сохранении сословия свободных крестьян, выступавшего на политической арене официально признанным четвертым сословием страны. Это из его среды в этой стране формировался так называемый «средний класс». Именно в этой специфике и заключалась основная предпосылка экономического и военнополитического взлета страны в XVII в. То же обстоятельство, что эта страна оказалась богатой медно- и железорудными залежами в сочетании с лесами, обильно питавшими топки плавильных печей, приобрело значение мощного экономического фактора только тогда, когда в эту страну прибыли голландцы, привезшие с собой и капиталы, и знатоков горного дела и металлургии. К этому следует присовокупить политику благоприятствования промышленным начинаниям со стороны правительства, обуреваемого великодержавными притязаниями. Медь стала первым продуктом шведского экспорта, приобретшим общеевропейское значение. Однако даже в период высшего подъема вывоза меди — в XVII в. — железо все же составляло 50 % шведского экспорта, а в 1720 г. его доля уже составляла 75 % (на долю меди приходилось только 10 %). Между 1680 и 1770 гг. производство железа возросло в 5 раз, составив 35 % общеевропейского производства. Оно было организовано на капиталистических началах, регулируемых абсолютистским государством. Аналогичным образом капиталистические элементы функционировали в торговле и финансах.