Европа нового времени (XVII—ХVIII века)

Принципиально иной была и позиция французского абсолютизма в вопросе об охране цензитарного держания в сравнении с позицией английского государства начиная со времен революции в вопросе об охране копигольда. Поскольку французский крестьянин был основным налогоплательщиком, постольку правительство Франции одновременно с нещадным налоговым его ограблением проводило политику охраны наследственности крестьянского владения[54]. Таким образом, фискальные интересы короны получали приоритет перед собственническими вожделениями сельских сеньоров. Последние, однако, не оставались в бездеятельности. Они оживляли старые феодальные повинности (такие, например, как mainmorte, согласно которым сеньор наследовал выморочные дворы своих держателей). В этом же ряду находятся и огораживания сеньором ⅓ общинных угодий (триаж) в свою исключительную собственность.

Наряду с этими признаками сеньориальной реакции в XVII в. распространились и такие формы землепользования, как половничество, находившееся на полпути к превращению феодальных форм землепользования в коммерческие. Стоявшие над ними генеральные арендаторы выступали собирателями рент, вместо того чтобы самим вести хозяйство. Очевидно, что правомерность их причисления к сельской буржуазии является более чем сомнительной. Наконец, следует упомянуть сельских батраков — слой, многочисленный на севере Франции. Они находили работу по найму в хозяйствах состоятельных крестьян, имевших 100 и более га земли, дюжину лошадей, много другого скота. Именно из рядов этой крестьянской аристократии и формировалась будущая сельская буржуазия. Однако поскольку мы остаемся в рамках XVII в., постольку на первом плане остаются отношения феодальной эксплуатации, на которых базировалась структура общества и власти.

Обратившись к промышленности Франции, мы столкнемся с тем же тотальным подчинением капиталистического уклада интересам феодально-абсолютистской монархии. Наиболее характерной чертой функционирования этого сектора французской экономики являлся недостаток капиталов вследствие крайне вялого притока в него частных средств. Городские толстосумы в условиях Франции Людовика XIII тем более Людовика XIV предпочитали вкладывать деньги в покупку должностей или земель, не только обеспечивавших регулярный доход, но и приносивших их владельцам если не дворянские титулы, то во всяком случае социальный престиж, — обстоятельство, высоко ценимое в бюргерской среде. Абсолютной монархии, разумеется, в ее собственных интересах приходилось всячески побуждать толстосумов к промышленным начинаниям, даруя грюндерам королевские привилегии и субсидии. Так, при Кольбере, министре финансов Людовика XIV, во Франции было основано несколько десятков таких «привилегированных мануфактур». Таким образом было налажено производство ковров (ранее ввозившихся из Южных Нидерландов), стекла (ранее ввозившегося из Венеции), гобеленов, фарфора и других предметов роскоши.

Имелось много причин подобного «равнодушия» обладателей денежного капитала. И первая из них — сам абсолютистский режим, создавший своей откупной системой (при сборе налогов и пошлин) и продажей должностей более легкий путь для умножения капиталов, чем предпринимательская деятельность. К этой же исходной причине тяготеют и все другие производные от нее факторы. Немаловажную роль здесь сыграло сохранение чисто средневековой цеховой регламентации промышленного производства в городах. Правительству цехи представлялись в высшей степени полезными, в том числе и в целях социального и политического контроля ремесленного населения в городах. В 1673 г. специальным королевским указом предписывалось, чтобы все французские ремесла были организованы по принципу цехов.

В том же ряду помех на пути развития капиталистического уклада в промышленности следует упомянуть и узость внутреннего рынка, обусловленную в немалой мере налоговым ограблением крестьянства. Развитию внутренней торговли препятствовали многочисленные таможенные барьеры, мешавшие свободной циркуляции товаров в пределах страны. Наконец, религиозная нетерпимость привела (особенно после отмены Нантского эдикта в 1685 г.) к утечке из страны многих столь нужных ее экономике капиталов, предприимчивых людей, знатоков технологии, купцов и финансистов. Бюрократизация публичной жизни, усилившаяся при Кольбере, продиктованная стремлением регулировать и контролировать все стороны общественной жизни, сыграла роль тугого корсажа, надетого на живое тело нации.