Дебаты по поводу ревизионизма продолжались три дня, по этой проблеме выступили пятьдесят человек. На исключении Бернштейна из партии настаивала целая группа людей во главе с Розой Люксембург, в чьем хрупком крошечном теле сосредоточилась неуемная революционная страсть 44
. Дочь еврея – торговца лесоматериалами, родившаяся в Польше в 1870 году, не отличалась женским обаянием; по-настоящему красивы были только ее сияющие черные глаза. Она прихрамывала, у нее было деформированное плечо, но она обладала высочайшим интеллектом и сильным, ясным голосом. Люксембург всегда говорила с легким польским акцентом. Однако ее ораторские способности были столь необыкновенны, что полицейский инспектор, присутствовавший по долгу службы на одном из ее выступлений, позабыл о своем официальном статусе и назначении и неистово ей аплодировал. Роза послала ему записку: «Достойно сожаления, что человек с такой душой служит в полиции, но будет еще печальнее, если полиция лишится такого человека. Не аплодируйте больше».Роза Люксембург и Карл Либкнехт, сын Вильгельма, представляли воинствующее революционное левое крыло партии, действовавшее в Лейпциге и издававшее газету «Лейпцигер фолькцайтунг», которую редактировал Франц Меринг. Численность и влияние партии возрастали, ее поборники неизбежно вступали в контакт с буржуазными кругами, и Розе Люксембург приходилось воевать с теми, кто добивался повышения респектабельности партии в обществе. Она с презрением отвергала ревизионизм, называя «парламентским и тред-юнионистским кретинизмом» его «комфортную теорию мирного перехода от одного экономического порядка к другому». Она верила в революционные инстинкты и творческую революционную энергию неорганизованных масс, которая спонтанно прорвется, когда этого потребует история. Задача партии, по ее мнению, и заключалась в том, чтобы просвещать, направлять и вдохновлять массы в преддверии исторического кризиса и не расслаблять революционный дух реформами.
Между радикалами и ревизионистами посредничал генеральный совет партии, без особого труда сохранявший политическое равновесие. Один из лидеров Георг Ледебур говорил, что партия состояла на 20 процентов из радикалов и на 30 процентов из ревизионистов 45
, а «остальные шли за Бебелем», который обычно «обеспечивал компромисс». Дрезденский съезд не исключил Бернштейна из партии, но отклонил его предложение о сотрудничестве и принял резолюцию 46, подтверждавшую верность теории классовой борьбы, которой «мы до сего времени успешно следовали», и «решительно отвергавшую» политику и тактику «приспособленчества к существующему порядку». Таким образом, крупнейший в Европе социалистический блок подтвердил верность Марксу на словах, в то время как ревизионизм продолжал распространяться и обретать новых сторонников.Ревизионисты тем не менее понимали, к каким осложнениям может привести отказ от классовой борьбы. Поднимал голову национализм, и они чувствовали его крепнувшую силу. Как социалисты, они намеревались участвовать в жизни нации, не устраняться и не ждать, когда наступит обещанный коллапс. Бернштейн, опираясь на опыт английского империализма и его влияния на трудовую занятость, утверждал в «Соушиалист мансли», что судьба рабочего класса «неразрывно» связана с международными отношениями нации, то есть с ее зарубежными рынками. Рабочий класс заинтересован в «
Ревизионизм не обошел стороной и российских социал-демократов, проводивших свой съезд в Лондоне, где собрались шестьдесят делегатов. У них не существовало ни
Российская партия была членом Второго интернационала, и на международных конгрессах ее представлял основатель Георгий Плеханов, уже много лет живший в ссылке за границей и фактически утративший связь с событиями, происходившими в стране. Другие русские ссыльные практически не имели контактов с социалистами в странах, где нашли прибежище. Замкнувшись в своей среде и занимаясь собственными фракционными разборками, они устраивали съезды отдельно от интернационала. Ленин, соперник Плеханова и лидер большевиков, появляясь то в Лондоне, то в Париже, то в Женеве, то в Мюнхене, неустанно обличал «оппортунизм» и «социал-шовинизм». Иногда он навещал Бюро в Брюсселе, но, как писал Вандервельде, мало кто обращал внимание «на маленького человечка с узкими глазами, порыжевшей бородкой и монотонным голосом, настойчиво разъяснявшего с ледяной вежливостью и пунктуальностью традиционные марксистские тезисы».