Европа. Под парусом вокруг Старого Света: Записки мечтательной вороны

— Неудобно полиэтиленом задницу подтирать, — философски заметил Рома. — Гансики приберут, они за это бабки получают.

Сквозь похмельную тошноту я с отвращением вспомнил свое вчерашнее предательство.

«Сейчас все ему скажу, — решил я. — Еще раз заведет свою песню про тупых гансиков, и я дам отпор. Скажу все, что думаю по этому поводу». Но Рома, как назло, молчал, сосредоточенно затягивая риф-штерты. Потом затарахтел двигатель. Эдик крикнул:

— Отдай конец!

Я отдал швартов, и «Триумф» пошел к выходу из бухты, навсегда увозя новых друзей, которым я так и не дал отпор.

— Потому что свои, — решил я. — Сказано — свое дерьмо не воняет.

«Потому что сам такой, — несогласно проскрипел внутренний голос. — Жлоб и плебей».

Разбойный свист послышался от уходящей яхты — в прощальном приветствии Эдик и Рома размахивали руками. Я тоже поднял руку и неожиданно для себя закричал:

— Они не тупые!

— Что? — не поняли на «Триумфе».

— Не тупые! — заорал я на всю бухту, но никто меня не услышал.

Через два часа ушли и мы, оставив бутылку и несколько окурков, плавающих на месте нашей русской стоянки.

Андрюша

Еще только Родос начал выплывать из-за горизонта, как прозвучал телефонный звонок:

— Дядюшка, вы где?

— Андрюшечка, миленький!..

Племянник Андрюша, готовый сменить Президента, уже поджидал нас на острове. На подходе к форту Святого Николая срубили стаксель и под двигателем зашли в бухту.

Замечено, что с возрастом вместе с маразмом и склерозом приходит желание поучать и проповедовать. Хочется сообщить детям что-то важное, существенное, самое-самое главное, и чтобы они с благодарностью внимали. Признаюсь в этом как человек, доживший до преклонных лет и уже убедившийся, что лучшая роль, на которую в глазах молодежи может претендовать долгожитель, — это роль «милого старикашки». Остальные вакансии — бесславное маневрирование между «глупым стариком» и «старым мудаком». Так что «не кроши батон, дедушка, а лучше помоги материально», если можешь. И выражайся коротко — дети спешат.

Понимая, что в моем распоряжении лишь несколько секунд, шепчу заветные слова: «Ходи на яхте, сынок, — будешь счастлив». Андрюша услышал этот робкий «голос судьбы», и вот он уже ждет нас на пирсе Родоса и принимает швартовы. Потом тащит на «Дафнию» свои пожитки и, кажется, действительно совершенно счастлив — значит, получилось. Обнимаясь, я попадаю носом как раз под мышку почти двухметрового «ребенка».

Расслабиться не дают местные администраторы: гоняют нас с места на место. А вот и дождь…

На самом деле в довольно большой бухте Мандраки совершенно негде швартоваться. Все места у стенки заняты редкого уродства прогулочными посудинами, на которых, выдавая эти корыта за яхты, местные ловкачи катают простодушных курортников. Пара гостевых бонов забиты до предела так, что прислониться некуда. Хорошо, что мы маленькие и осадка всего метр двадцать — пристроились в торце бона среди мелкосидящих катеров, растянулись на веревках и наконец пошли в город предаваться туристским удовольствиям.

Глобализация на Родосе

Андрюша поскучнел. Идя по старому городу, вдруг сказал:

— Надоело.

— Что?

— Все это… — кивнул на улицу, заполненную туристами.

Я удивился:

— Ты бывал на Родосе?

— Никогда в жизни, но такое ощущение, что знаю каждый переулок. Вон за тем углом наверняка будет шаверма и сувенирная лавка с открытками и майками «Ай лав Родос».

Свернули. Вместо шавермы оказалась пиццерия, остальное — как пророчествовал Андрюша: сувениры, кружки, майки и магнитные цеплялки на холодильник «Ай лав Родос».

— Глобализация?

— Глобализация.

Разомлевшие от бессюжетной жизни, «дети глобализации» начинают скучать, едва выпрыгнув из памперсов. Ну, поели в ресторанчике, ну, купили сувениры, ну, погуляли по набережной… Андрюша как будто внес бациллу скепсиса в здоровый организм экипажа «Дафнии». Стало скучно, и мы, не вникая в прогноз, ушли на Кипр, откуда Президент должен был улетать в Петербург.

Порт-убежище