Европа. Под парусом вокруг Старого Света: Записки мечтательной вороны

Весь переход до Кипра шли под генакером, подрабатывая двигателем, поскольку попутный вестовый ветерок дул еле-еле. В итоге жалкие сто двадцать миль до Пафоса тащились почти тридцать пять часов и швартовались в полной темноте, первый раз используя новую фару, подаренную Саней в Палермо. Спасибо, друг!

Клубный матрос помог нам протиснуться между яхтами к западной стенке гавани, радуя тем, что выделил последнее свободное местечко — и тебе спасибо, безымянный товарищ!

Президент сделал свою последнюю тарабарскую запись в навигационном журнале: Od… Go… мили, градусы, часы, минуты… Описал и вырубился до утра.

Вечерний бриз

Для тех, кто понимает

На следующий день команда поехала в город за билетом для Президента, а я остался наслаждаться одиночеством. Чистое небо. Закатное солнышко. Где-то ритмично, как метроном, звенит бьющийся о мачту фал. Лодки стоят по-военно-морскому, растянувшись между отданными якорями и стенкой.

Первым появился звук — с юга зашелестело. Потом шелест усилился. Как колокольчики, зазвенели фалы. Шелест переходит в свист, заскрипели кранцы. Выхожу в кокпит и не верю глазам: сильнейший ветер сифонит от берега, раскачивая лодки и сдувая водяную пыль с волновой толчеи, которой сразу же покрывается бухта. Природа точно с цепи сорвалась, и все это при чистом как слеза небе. Жестокий шквал дует в борта яхт, в результате ползут якоря, суда начинают наваливаться друг на друга, притом что вокруг ни души — будний день, хозяева спокойно отсиживаются по домам. С обеих сторон нашей крошки пришвартованы здоровенные посудины, сжимающие ее как в тисках. Заскрипели кранцы, на глазах превращаясь в плоские блины. Затрещали борта…

Стоящий рядом махина катер, наваливаясь на «Дафнию», казалось, сейчас раздавит ее в лепешку. Я забегал как ошпаренный, пытаясь вначале манипулировать кранцами, но скоро убедился, что никакие прокладки не помогут сдержать давление многотонного парохода. И тогда я полез на катер, рассчитывая подобрать якорную цепь, которая была отдана со слабиной. Увы, шпиль на катере оказался электрический, а сеть выключена. Кнопка сети в ходовой рубке, рубка заперта, ключ у хозяина, а самого хозяина — ищи-свищи.

«П…дец», — мелькнула страшная мысль.

Решение выпрыгнуло откуда-то из подсознания, а как оно там, в подсознании, оказалось, сам удивляюсь — ничего подобного в моей яхтенной практике не бывало. Еще толком не представляя, что буду делать, я помчался на «Дафнию» за веревками. И вот что я придумал, вернувшись на катер: двойным веревочным концом соединив звено якорной цепи с уткой, я ручкой от лебедки, пользуясь ею как воротом, начал скручивать веревку так, как это сделано в лучковой пиле. Конец натянулся струной и стал закручиваться диковинными барашками. Не зная, выдержит ли веревка нагрузку, я продолжал крутить, и вдруг (о счастье!) цепь медленно поползла в полуклюзе. Одно звено, потом второе, третье…

«Лишь бы якорь не сорвало», — думал я, орудуя ручкой.

Но якорь не пополз, и сплюснутые между «Дафнией» и катером кранцы постепенно начали раздуваться… Теперь уже, смело прыгая с лодки на лодку, я ослабил якорный конец яхты, на которую наваливалась «Дафния», и только после этого понял, что опасность миновала.

Вздох облегчения совпал с мертвой тишиной, внезапно наступившей в гавани. Вечерний бриз стих так, будто кто-то щелкнул выключателем вентилятора — в мгновение. А еще через минуту на набережной появились Андрюша с Президентом.

— Что это вы, дядюшка, такой красный? — поинтересовался «ребенок».

Я чуть не захлебнулся от возмущения:

— Ты еще спрашиваешь?! Я!.. Тут!.. Один!.. Пока вы там, в городе, прохлаждались!..

Андрюша и Президент лишь плечами пожимали в недоумении. Оказалось, что, находясь в городе, они даже не заметили шквала, а событием дня считали авиабилет в Россию, добытый для Президента. Так и остался мой подвиг неоцененным.

Президент улетел на следующий день, а сутки спустя ушли и мы с Андрюшей — перебрались в Лимасол, откуда через два дня стартовали в Израиль.

С Новым годом!

Штиль. Октябрьская жара. Больше суток идем под тарахтение двигателя. Вглядываемся в горизонт, пытаясь в береговой дымке увидеть хребет Кармель. Вместо гор вдали появляется темная точка. Через минуту точка увеличивается, превращаясь в военный катер. За кормой пенные буруны, зловеще поворачивается направленный на нас орудийный ствол.

В рации уже гремит чей-то требовательный голос.

— Номера паспортов, — переводит Андрюша.

Быстро достаем паспорта, и Андрюша начинает диктовать в микрофон имена, фамилии, серии…

Катер между тем выходит на траверз и в кабельтове от нас ложится параллельным курсом, давая понять, что назад хода нет.

— Откуда? Куда?.. — трещит рация.