Третий элемент свободного правительства, возникший у германцев, – это независимая или саморазвивающаяся система права. Правовые системы всех германских народов во времена вторжения были весьма неразвитыми и в части самих законов, и в части методов их применения, однако для всех них одинаково характерен тот факт, что законы утверждались, определялись и провозглашались судами или, иными словами, самим народом, поскольку суды были публичными собраниями. Из этого неизбежно следует, что суды, создавая прецеденты, придавая обычаям общины силу закона и применяя общее мнение и чувство справедливости народа к новым делам по мере их появления, постоянно расширяли состав законов и естественным процессом роста создавали обычное или общее некоди-фицированное право – неписаный закон. Важность этой практики как элемента свободы состоит не в самом праве, которое создается подобным образом. Оно обычно бывает ненаучным и эмпирическим. Важность ее в том, что право не навязывается народу внешней силой, не провозглашается и не проводится в жизнь рядом безответственных посредников, но сам народ делает все это, а также интерпретирует, изменяет и применяет его. Эта практика продолжалась, не угасая, в государствах континентальной Европы гораздо дольше, чем любой другой из упомянутых институтов, и вместе с народными судами, в которых она выражалась, сохранила некоторые остатки свободы еще надолго после того, как эта свобода полностью исчезла из всех остальных компонентов государства. В конце Средневековья принятие римского права, а также система научной юриспруденции, развившаяся на основе этого права, практически уничтожили в континентальной Европе эти саморазвивающиеся юридические органы[64]
. Когда контроль над судами перешел в руки лиц, наученных видеть своим единственным образцом римское право, и когда новообразованные нации приняли принцип римского права Quod principi placuit legis habet vigorem («Что угодно повелителю, то имеет силу закона») и усвоили его, как родной, – см., например, французское выражение Si veut le roi, si veut la loi («Чего хочет король, того хочет закон»), – тогда народ утратил контроль над правом и вся законодательная власть сосредоточилась в руках государя. В Англии эта революция так и не произошла. Общее право продолжает развиваться все тем же естественным путем, хотя и несколько иным процессом в каждом поколении своей истории, и, как бы серьезно в какой-то момент ни менялись местные принципы после введения иноземных юридических идей и доктрин, такие перемены никогда не носили того характера, который хотя бы на время сдержал естественный рост общего права или лишил бы его независимости исполнительной и законодательной ветвей власти, которые играют важнейшую роль[65]. В настоящее время повсюду в англосаксонском мире среди тысяч новых условий социальной и географической среды оно остается столь же активной и творческой частью национальной жизни, как и в прошлом, и одним из важнейших процессов свободного самоуправления [66]. В Соединенных Штатах существование письменной конституции в качестве основополагающего закона, устанавливающего рамки действия национального законодательного органа, привело к чрезвычайно важному и ценному расширению этого принципа в виде наделения судов полномочием без явной санкции объявлять закон, принятый национальным законодательным органом в общем порядке, неконституционным и, следовательно, недействительным. Эта практика почти обязательно будет в той или иной форме принята британскими судами при рассмотрении актов, принятых парламентом Ирландии, если таковой будет учрежден в соответствии с имперским статутом, ограничивающим его законодательные полномочия.Эти три института, хотя ни в коей мере и не охватывают каждую деталь, которую мы могли бы упомянуть, являются наиважнейшими политическими элементами, которые привнес в современную цивилизацию германский народ. Великая система свободного самоуправления, которую создали англосаксы на этом фундаменте, завоевывает мир. После множества экспериментов в других направлениях все современные нации во главе с французами, принявшими конституционное правительство, возвращаются к англосаксонской модели в ее либо английском, либо американском виде, внося изменения, либо необходимые, исходя из местных условий, либо в силу еще не изжитых местных предрассудков. То, что политическое будущее мира принадлежит англосаксонским институтам, почти не вызывает сомнений[67]
.