Европа в эпоху Средневековья. Десять столетий от падения Рима до религиозных войн. 500—1500 гг.

Нет ничего странного, что все это произошло или что последующие века кажутся нам темными. Разве могло быть иначе? На общество, где производительные силы уже находились в упадке, на ветхую и угасающую цивилизацию хлынул мощный потоп невежества, полчище варваров, чтобы взять под свою власть все, не думая ни о чем, кроме физической жизни в миг настоящего, не имея представления об искусстве, науке или мастерстве и не заботясь о них ни в малейшей степени. Как можно в таких условиях сохранить хоть что-то как часть осознанного человеческого багажа? Упадок, начавшийся еще до прихода германцев, после него продолжился еще быстрее, пока все, казалось бы, не погрузилось в забвение. Весь западный мир отступил на более примитивную ступень цивилизации, которую он уже прошел когда-то в прошлом, и стал более приземленным, невежественным и суеверным, чем прежде. Потребовалось бы чудо, невиданное дотоле, чтобы и дальше поддерживать жизнь греко-римской цивилизации в общем населении Запада в те времена, поскольку для этого пришлось бы перестроить саму человеческую природу и изменить все исторические законы.

Большая часть всего, чего добился Древний мир, казалось, утрачена. Но это была лишь видимость. Почти все, если не все до единого, достижения греков и римлян в мысли, науке, области права, практических искусствах ныне являются частью нашей цивилизации, будь то орудия повседневной жизни или давно забытые, или, может, отвергнутые краеугольные камни истории, которые исчезли из нашего поля зрения, потому что мы построили на них более совершенное здание — здание, которое, однако, никогда не могло бы быть построено, если кто-то сначала не заложил бы эти камни в фундамент. Всему по-настоящему ценному, приобретенному в прошлом, суждено было сохраниться в непрерывной цивилизации мира. Одно время оно показалось потерянным, но в конечном счете восстановление не могло не свершиться. Благодаря длительному процессу образования и своему естественному росту под влиянием остатков древней цивилизации, отнюдь не малым и не существенным, которые с самого начала действовали эффективно, благодаря расширению опыта и внешним стимулам варварское общество, сложившееся в результате завоевания, наконец дошло до того уровня, на котором смогло постигнуть классическую цивилизацию, по крайней мере в такой степени, чтобы понять, что ему еще очень многому нужно научиться у древних. Затем с энтузиазмом, который редко испытывал этот народ, он за одно-два поколения овладел всем, чего не знал, в трудах классического мира — в сфере мысли, искусства и науки, и, усиленный подобным образом, с самого начала встал на путь к еще большим достижениям современности.

Эта эпоха окончательного восстановления — эпоха Возрождения — отмечает, таким образом, завершение этого процесса образования — поглощения германцев завоеванной ими цивилизацией, поглощения столь полного, что они смогли подхватить ее в тот миг, когда грекам и римлянам пришлось ее бросить, подхватить и продолжить, доведя до еще более высоких результатов. Так, эпоха Возрождения — это последняя веха средневековой истории, а средневековая история есть история этого образования и усвоения, процесса, посредством которого германцы встроились в классический мир и благодаря которому из двух элементов — римской цивилизации и германской энергии, решительности и производительной силы с новыми идеями и институтами — возникло новое органическое единство — современное общество. В этом и состояла задача: вывести из одичавшего VI века, застойного и фрагментарного, с отсутствием единства в общей жизни, без идеалов и энтузиазма, XV век, вновь в полной мере овладевший единой мировой цивилизацией, напряженный, упорный и воодушевленный. Это то, что должно было совершить Средневековье, и именно это оно и сделало.

Это был медленный процесс. Он занял почти тысячу лет. И не мог не быть медленным. Рим цивилизовал кельтов Галлии и сделал из них подлинных римлян через сто лет; но в случае с германцами существовали по крайней мере две очень веские причины, в силу которых эта задача не могла быть решена так быстро. Во-первых, они были народом-победителем, а не побежденным, что имело огромное значение. Именно их власть, их законы и институты, их идеи, даже их наречия были навязаны римлянам, а не римские — им; и, хотя высшая цивилизация подданного народа сразу начала воздействовать на них, это были лишь те ее части, которые особенно впечатлили их, а не вся ее совокупность, с большей ее частью они фактически даже не соприкасались. Во-вторых, Рим V века не был уже Римом I века. Он утратил свою способность к перевариванию и усвоению; более того, в этот интервал процесс даже пошел вспять, и Рим сам уже стал варварским и тоже германизировался, не в силах долее сопротивляться влиянию постоянно растущего числа варваров, приходивших в империю через армии и рабские бараки. Если бы Рим в V веке со всеми своими тогдашними чертами завоевал Германию, он вряд ли смог бы романизировать ее за гораздо меньшее время, чем потребовалось на самом деле.