Европа в пляске смерти

Утверждали, что французы поставили пушки на соборную площадь и что только для того, чтобы уничтожить эту артиллерию, была предпринята сентябрьская бомбардировка. Собор окружен с трех сторон высокими домами, от которых он отделен только узкими улицами. Совершенно очевидно, что с этих сторон было невозможно организовать артиллерийский огонь, без того чтобы не разрушить домов на довольно обширном пространстве.

Правда, перед собором есть площадь, на которой можно было бы поставить батарею, и оттуда вдоль улицы Liberger. Но эта улица расположена к юго-востоку, т. е. как раз в направлении позиций, занятых во время бомбардировки французами. Во всяком случае вот уже прошло два месяца. В городе нет больше войск. А бомбардировка тем не менее продолжается. И сегодня еще, 27 ноября, упало три бомбы на площади, всего в нескольких метрах от здания.

Изумительная церковь со своим тройным порталом, украшенным неоценимыми скульптурами, разрушена не в такой уж сильной степени, как это предполагали в первое время. Метрах в 200 можно было бы даже думать, что она цела и невредима. Но вблизи видно, что несчастье непоправимо.

Пожар лесов, окружавших одну часть здания, обжег стены во всех направлениях, так что они то и дело распадаются на массы осколков, подымающих облака пыли.

Одна часть фасада кажется словно выскобленной беспощадной рукой, а длинные расползающиеся трещины кажутся проказой, заразившей уже одну часть здания и продолжающей без конца грызть ее.

Левый портал буквально уничтожен пламенем, главный изуродован в нескольких местах. Правый цел. Прекрасная группа „Распятие“, составленная из семи статуй, украшавшая фронтон левого портала, серьезно ранена. Римский солдат, державший стрелу, потерял руки, плечи и голову.

И никогда картина разрушения и великой скорби не производила на меня более трагического впечатления, чем здесь, на этом погубленном фасаде, перед покинутой площадью, пропитанной запахом пороха и пожара, среди этого терзаемого города, который сам уже становится для вас истекающим кровью, агонизирующим живым существом.

Канонада прекратилась. На улице Liberger жители вышли из домов. Вот молочница храбро проталкивает свою тележку по гипсу и обломкам, громко звеня колокольчиком. Нам сообщили, что еще один человек убит совсем поблизости.

Однако время уезжать, покинуть Реймс, окунуться в сырой туман, ночь, в мир полей и лесов».

«Киевская мысль», 23 декабря 1914 г.

Декларация французских социалистов *

Передаю здесь наиболее существенную часть из декларации французской социалистической фракции¹.

«Война не утомит нас, — говорится в декларации, — ибо мы знаем, за какое будущее боремся. Мы боремся за то, чтобы независимость и единство Франции были обеспечены раз навсегда; за то, чтобы отторгнутые против их собственной воли провинции могли свободно вернуться в лоно общего отечества; за то, чтобы было признано право свободно располагать своей собственной судьбой. Мы боремся за то, чтобы прусский империализм больше не затруднял свободного развития народов. Мы боремся за то, чтобы эта жестокая война была последней войной. Мы боремся, как неутомимо боролись в прошлые годы все вместе, чтобы грядущий мир был не лживый мир вооружения, а чтобы в Европе и во всем мире воцарился спокойный мир. Мы боремся, наконец, за то, чтобы под сенью мира воссияла справедливость; за то, чтобы нашим детям не приходилось больше опасаться сокрушительного возврата варварства».

В «Gazette de Lausanne»² появилась беседа с австрийским дипломатом, которой Клемансо придает значение. Австрийский дипломат будто выразился в том смысле, что Австрия охотно свергла бы иго Пруссии, если бы она была уверена, что Тройственное Согласие обеспечит за нею территориальную неприкосновенность.

«Киевская мысль», 15 декабря 1914 г.

Заседание парламента *