Европейская классическая философия

Настоящее познание, осуществляемое духом, преодолевает эти установки сознания, как относящиеся только к явлениям, а не к сущности. Ошибка Канта, по Гегелю, была в том, что он не преодолел эти установки и поэтому не смог постичь «вещь в себе». На самом деле, говорит Гегель, вещей в себе не бывает, но есть «моменты в себе», те моменты познания, когда сознание понимает только то, что вещь – это не сознание, это не оно. Но даже этот момент не одинок, потому что сознание понимает, что вещь оно хоть как-то знает, и так получается «момент для себя». Синтез моментов в себе и моментов для себя Гегель назвал целостной формой сознания, по-немецки гештальтом. В немецком языке различаются два термина для формы: «бильд» и «гештальт». Первое слово означает наглядный образ, про который мы можем только сказать «похоже или нет», а второе – образ без наглядности, про который мы тоже можем сказать только одно, «состоялся или нет».

И вот феноменология – это наука о том, как этот синтез и становится целостным знанием. Феноменология духа – исследование того, как дух в качестве абсолютного субъекта производит целостное знание. Здесь Гегель начинает говорить уже о том, что знание вещей недостаточно, даже различение субъектов, объектов, действий, обстоятельств, так как все эти различения имеют смысл при направленности этих вещей вовне, так что они и порождают свой смысл. Тогда как дух создает вещи, как они есть, и феноменология духа объясняет, как вещи и вообще истина могут состояться, когда вещи не обращены вовне, к продолжению своего существования, к действиям или восприятиям, но оказываются, как говорил Гегель, «разумной действительностью». Эта фраза вызывала некоторые недоумения русских последователей Гегеля: считает ли он, что всё, что происходит в действительности, разумным? Ведь мы видим слишком много неразумного вокруг. Но Гегель говорил о действительности того состояния, в котором вещи ведут себя разумно, только тогда же можно сказать, что вещи действуют как вещи, а не как передатчики чужих настроений.

Гегель, вдохновляясь и античной философией, например, Гераклитом Эфесским, и средневековой, например мистиком «эры Святого Духа» Иоахимом Флорским и исламским поэтом Руми, особым образом понимал рефлексию, не как внимание к условиям своего познания, но как открытие новой истины, хотя казалось бы, ты смотрел на себя, а не на истину. При рефлексии (что сейчас обычно в психологии называют «интроспекцией») происходит изменение «моментов сознания», мы как-то понимаем иначе происходящее, чем раньше, даже если не задумываемся, что происходит, подбираем другие слова и другие понятия, и это говорит о том, что через нас тогда действует абсолютная идея.

Диалектика построена как «отрицание отрицания». Например, мы утверждаем сначала, что небытие непознаваемо, раз познавать нечего. Кант на этом бы успокоился. Но на это возражают, выдвигают антитезис, что если мы говорим о небытии хотя бы то, что его нет, мы уже его познаём. Но мы не можем успокоиться на таком непознающем познании. И тут приходит синтез: мы познаем небытие, но именно потому, что сами можем не быть, а спасаем себя от небытия тем, что не просто «мыслим», по Декарту, а существуем так, что, даже не мысля, удержим себя от небытия. И это доказывает, что абсолютный дух удерживает нас над этой бездной, просто потому, что хоть на кратчайший миг подумал о нашем существовании.

Вот как излагает выводы Гегеля наш соотечественник В. В. Бибихин:

«Человек раздваивается. С одной стороны, смелая самостоятельность духа, с другой – ощущение неподвластной ему божественной сверхсилы, отсюда зависимость. Дух раскалывается на мирское, где он в своей власти и праве, и – на религиозную сферу, где чувство, где вина. Вина в чем? Неопределенная. Вина неизвестно в чем перед неизвестным. Эту раздвоенность, это противоречие дух признает. Не умея себе объяснить почему, он убеждается в необходимости веры, религии, церкви. Изучая все на свете, наука не находит Бога ни в природе, ни в космосе, констатирует его несуществование и готова была бы уже констатировать его ничтожность – но на стороне религии душа, недоступная науке, и, не понимая душу, наука понимает ее величие. Она строит свои причинные цепи, в познании начал чувствует себя дома, свободно движется среди бесчисленных связей и обстоятельств, но поскольку построенная ею система не включает Бога – она, эта система научного познания, лишена абсолютной значимости».