Европейская классическая философия

Альтернативой позитивизму стал марксизм. Карл Маркс (1818–1883, ряд работ написаны в соавторстве с Фридрихом Энгельсом) впервые решил вопрос, как соотносятся материя и ценность. Маркс отвергал слишком простой материализм своих предшественников, а свой материализм называл «диалектическим», взяв это слово в гегелевском смысле. Согласно Марксу, материя способна развиваться и проходить через противоречия. При этом если у Гегеля основное противоречие – это противоречие между «я в себе» и «я для себя», иначе говоря, между состоянием и решением (или решительностью), то у Маркса это противоречие между противоположностями, и решительность состоит в их преодолении, иначе говоря, революции. Поэтому если у Гегеля в конце концов практика проверяется теорией, потому что любая практическая решительность есть лишь крайность, а момент снятия противоречия оказывается теоретическим видением ситуации самим абсолютным духом, оказывается ситуацией в виду абсолютной идеи, то у Маркса, наоборот, теория проверяется практикой, тем, как именно противоречие было снято на практике. Как сказал сам Маркс: «Философы раньше лишь по-разному интерпретировали мир, а сейчас нужно его изменить». Там, где Гегель получает при снятии противоречия смысл, там Маркс получает ценность. То же самое и в экономической теории Маркса, например он называет стоимость (в немецком языке, как и других европейских языках, ценность и стоимость – это одно слово) «кристаллизованной рабочей силой», тогда как противоречия в производстве снимаются только при преодолении власти капитала, который хочет стать критерием прибыли, а значит, диктовать и поведение рабочей силы, усиливая эксплуатацию.

Глава 8 Кризис и выход из него

Феноменология и проект Хайдеггера

Философию XX века часто называют ответом на кризис, в который зашел позитивизм. Предварительно заметим, что при изучении западной философии есть одна трудность перевода. В русском языке до философских переводов многие слова означали другое. Например, слово «бытие» означало еще в пушкинскую эпоху «существование», «жизненный путь», а в церковнославянском языке слово «бытие» переводило греческое «генезис» – происхождение, развитие. Только переводы Гегеля научили понимать слово «бытие» как обозначение неизменной субстанции, стоящей за всеми отдельными вещами и позволяющей им продолжать существовать во времени.

Также в народном языке слово «ум» означало хитрость, практическую способность, тогда как в церковнославянских текстах оно переводило греческое «ноус», высшую способность созерцания. «Разум», буквально «разборчивость», копировало соответствующее греческое слово, но также в церковнославянском часто означало просто «знание», «узнавание нового». Поэтому до сих пор слово «разумный» в русском языке нравственнее, чем «умный», можно быть умным злодеем. По-разному также соотносились «душа» и «дух» в народной и образованной речи: в народе «душой» назывался, скорее, ум, а «духом» – жизненная сила, тогда как в ученой речи «дух» – высшая интеллектуальная способность, способность созерцать, предвидение будущих событий. Поэтому русские философы, когда они работают на уровне западных проблем, всегда немного смещают значения всех употребляемых ими слов. Скажем, Бердяев пишет в начале «Философии свободного духа»:

«Мы уже изверились в возможность и плодотворность отвлеченной метафизики. Отвлеченная метафизика была основана на гипостазировании или явлений психической жизни человека, или явлений мира материального, или категорий мышления, мира идей. Так получали спиритуализм, материализм или идеализм. И одинаково ускользала от этих метафизических учений конкретность бытия, бытие, как жизнь».

В этом отрывке употреблен термин «гипостазирование» не в строгом значении «обретение самостоятельного бытия», а в нестрогом значении «приписывание самодостаточного (идеального, божественного) бытия» – гипостазирование отождествляется с абсолютизацией. Так же и слова «отвлеченное» и «конкретное» употребляются не в строгом значении «подвергнутое логическим процедурам» и «соединяющее различные концепты» соответственно, а в бытовом смысле «не имеющее отношение к жизни» и «имеющее самое тесное отношение к жизни». Так философский язык редуцируется не до бытового языка (как это было бы в практической философии), а до «бытового метаязыка», до языка, который одновременно описывает быт и свойство самого языка говорить об этом быте и указывать на те свойства, которые изнутри быта неясны. Поэтому в русской философии допустимы выражения, вроде «сущностно сущего» или «онтологическое содержание бытия», где основанием различия сходных понятий будет не собственное содержание этих понятий, не то, на какие вопросы они отвечают, как в схоластике, а их расположение на шкале от абстрактного к конкретному: онтологическое кажется почему-то конкретнее бытийственного.