До сих пор практически не обращалось внимание на то, что возвращение воспоминаний об опыте беженства и изгнания произошло одновременно с пробуждением интереса к вопросам прав человека[196]
и с дискуссией о реформе немецкого закона о гражданстве. До 2000 года действовал «Закон о подданстве государства и Рейха» 1913 года, который основывался на принципеЯ хотела бы здесь процитировать Босильку Шедлих, которая особенно хорошо знает эту тему. В 1968 году она приехала в Западный Берлин, изучала германистику, работала переводчицей и в то же время организовывала консультации и конференц-центры для югославских женщин. В 1991 году она создала общественную организацию «Юго-восточная Европа. Культура» с целью бороться против военной пропаганды с помощью культурных проектов. Многие из 45 тысяч беженцев, оказавшихся в Берлине во время войны в Югославии, нашли защиту, помощь и совет в ассоциации Босильки Шедлих, которая и сегодня реализует свои проекты на территориях, разрушенных и пострадавших от войны. Вот к какому выводу она пришла: «Я считаю, что тяжесть выживания во время и после войны прежде всего несут женщины. Мужчины замыкаются в героических рассказах об ужасах войны. К счастью, эту ситуацию может несколько изменить терапевтическая поддержка. То, что не осмысленно, несет семена насилия для новых времен и новых поколений»[197]
.Сравнение судеб – между сочувствием и враждебностью
Усвоение уроков истории продолжается; то, что сформировалось в прежних контекстах, ныне сталкивается с новыми вызовами. В настоящее время Европейский союз подвергается серьезному давлению. Изнутри часть стран-участниц раздирают транснациональное содружество своим желанием большего национального суверенитета и автономии (например, Англия), другие, такие как Венгрия и Польша, оставаясь в ЕС, беззастенчиво игнорируют общие ценности и нормы. Это усугубляется давлением на внешние границы военными действиями нарушающей мир России, а также наплывом более миллиона мигрантов, которые спасаются бегством от гражданских войн, террора и насилия на родине и ищут защиты в Европе. Этот кризис стал беспрецедентной проверкой самосознания и ценностей Европейского союза.
Потоки беженцев на внешних границах ЕС воспринимаются как тройная угроза, которая порождает:
• страх утратить собственную идентичность[198]
,• страх материальных потерь,
• страх за собственную безопасность.
В этой ситуации происходит столкновение противоположных и непримиримых интересов: с одной стороны, транснациональная гуманитарная активность, а с другой стороны, обостренное чувство национальной идентичности и тревога за национальную безопасность. Альтруистические и эгоистические ценности входят в конфликт друг с другом прежде всего на границах Европы, где беженцев удерживают в лагерях, ибо между членами ЕС нет общей договоренности относительно распределения и интеграции этих беженцев. Регулярно совершающиеся теракты в странах ЕС в свою очередь ухудшают ситуацию и обостряют конфликты. Коллективное самосознание Европейского союза переживает глубокий ценностный кризис, в котором забота о правах человека и тревога за собственную безопасность кажутся несовместимыми.
Прошлое – настоящее – будущее
Каждая эпоха прибегает к собственному арсеналу исторических свидетельств, чтобы оправдать и легитимировать свое настоящее. Такое использование истории мы называем «исторической политикой», которая всегда избирательна и инструментальна и отбирает лишь то, что выгодно в настоящее время, что позволяет удержать политическую власть и укрепить коллективную идентичность.