Европейская новелла Возрождения

На следующий день Микеланьоло забрал из дома маэстро Маненте все свои пожитки, а Бриджида переехала к брату, так что лекарь получил в полное распоряжение все свое имущество и в тот же день возвратился к себе домой и вновь обрел сына.

В то время во Флоренции только и говорили, что об этой истории, причем вся честь и невероятная слава достались в первую очередь Непо, которого все, а больше всего простой народ, почитали за величайшего колдуна.

Маэстро Маненте, действительно поверив, что все происходило так, как рассказал Непо, впоследствии размышляя об этом, частенько говаривал, что грушу ест отец, а оскомина остается на зубах у сына; эта его фраза потом стала пословицей и дошла до наших дней, и хотя уже даже не только Буркьелло Бездонная Бочка, но и сам Великолепный, Монах и стремянные впоследствии рассказали во всех подробностях, как была осуществлена эта проделка, ничто не могло заставить его думать по-другому, даже более того: он был так напуган, что накупил множество ладанок с охраняющими от волшебства молитвами святому Киприану и постоянно носил их на шее, а также заставлял носить и свою Бриджиду; последняя в положенное время родила мальчика, которого затем взял к себе Микеланьоло и растил до десятилетнего возраста, а когда он умер, родственники отдали мальчика в послушники в монастырь Санта-Мария-Новелла, и со временем из него вышел на редкость образованный монах, он стал замечательным проповедником и за свою проницательность, приятность и остроумие был прозван в народе братом Буравчиком. Лекарь же Маненте жил-поживал, детей и добро наживал со своей Бриджидой и всю жизнь до самой смерти каждый год праздновал день своего заступника Киприана и всегда особенно глубоко чтил этого святого.

Из «Новелл» Маттео Банделло [98]

Часть первая Новелла III

О том, как некая дама издевалась над молодым дворянином и как он отплатил ей за все сполна

Совсем недавно в одном из городов Ломбардии жила некая благородная дама, жена очень богатого дворянина, и была она более озорного и капризного нрава, чем пристало особе ее положения. Ей доставляло великое удовольствие всех вышучивать, а нередко и всласть поиздеваться над своими кавалерами, чтобы потом в обществе прочих дам насмехаться то над одним, то над другим. Поэтому никто не решался ухаживать за нею и особенно не старался с ней сблизиться: все знали, что язык у нее очень длинный и она может наговорить на человека все, что угодно, особливо если представится случай больно его уколоть. А так как поистине не пристало мужчинам состязаться с дамами и спорить с ними, ибо следует ублаготворять их и чтить, то большинство мужчин старалось вообще уклониться от всякого разговора с нею, — тем более известно было, сколь невоздержана она на язык и сколь язвительна и притом не способна никого уважать. Была она, однако, необыкновенно хороша собою и в полной мере обладала всем тем, из чего слагается женская красота; в манерах ее было столько изящества, что каждым поступком своим, каждым шагом, каждым малейшим движением она, казалось, преумножала неизъяснимую прелесть свою, и во всей Ломбардии нельзя было сыскать ей равной.

Нашлись все же кавалеры, которые, не зная как следует нрава этой дамы, принимались увиваться за нею и даже в нее влюблялись; она же, насытившись вдосталь их нежными взглядами, начинала всячески потешаться над ними, дабы от них отделаться, и неосторожным влюбленным приходилось терпеть ее глумление.

И хотя была она, как я вам уже сказал, особой неприятной, ей тем не менее доставляло удовольствие видеть, как люди любуются ею, и нередко, для того чтобы искуснее заманить мужчину в свои сети, она способна была притвориться и уверяла, что влюблена в того или в другого, но в конце концов в голову ей всходила дурь, и тут она делала вид, что и знать никого из них не знает.