Европейская поэзия XVII века

Свадьбы злосчастный день и злосчастная ночь для мужчины,
Я вас не знаю и знать не хочу! — «Что ж, тебе не но нраву
Дом, угодья, стада — все приданое?» — Так, но при этом
Ты нас избавь от жены и докуки законного ложа!
О, драгоценнее всех драгоценностей дар, что ниспослан
Нам, батавам, чтоб мы гордилися именем этим,
Дочь бессмертных и цель, желанная смертным, — свобода!
Кто согласится за мзду лишиться тебя и прогонит
С отчих пашен навек, от тебя добровольно отрекшись?

Боги! жену себе взять — удовольствие не из дешевых!

Свадьба — еще не конец. Чуть наступит день после первой
Ночи твоей, Гименей, — вас зову я в свидетели, девы
(Мы-то чуть не бегом спешите к свадьбе желанной!):
Тот, кто сердился вчера, что распрячь коней своих медлит
Солнце и тянет часы вечерние Геспер ленивый,
Разве бывает наутро таким, каким был накануне?
Пусть новобрачный хохочет, ликует, дарит поцелуи
Больше, чем милому их дарила Неэра, и больше,
Чем поэт получить от возлюбленной Лесбии жаждал,—
Разве не видели мы, как поют веселую песню,
Хоть и тоска за горло берет, как смеется на людях
Тот, кому плакать велит над отцовской могилой природа,
Так что притворство его достойно искусства Бафилла.
Праздник вчерашний, увы, обернулся комедией нынче:
Зрители-гости идут, и, взаправду вчера ликовавший,
Муж, личину надев, разыграть старается радость.
Стонет в душе, а губам дрожащим велит улыбаться,
Кубки подносит гостям, чтобы Вакх им глаза затуманил,
Учит, как может, роль, хохотать и шутить через силу
Сам принуждает себя, хоть в груди сжимается сердце
И покаянный псалом затянуть готова утроба.
Факел свой черный гаси, Гименей! Из Дионина дома,
Мальчик с колчаном, беги: ваш триумф совершился — и полно!
Ядом безумящим вы еще одного загубили.

Время настало узнать перемены внезапной причину.

Что за столбняк? Тут надо в тайник природы проникнуть!
За ночь одну открылись глаза, с ночной темнотою
Скрылись дурман идалийский и льстивые чары Морфея.
Вот в чем тут дело: ведь все, что стоит на самой вершине,
Близко к паденью всегда; между тем запрещает природа
Быть недвижным тому, чему она жить приказала.
Тем, чем хотел, овладел ты — и тут погибает надежда,
Тут и гневу конец, и любви, и рвенью, и страсти.
Вот отчего и душа на себя самое непохожа
Вдруг становится, вот отчего мы любим, надеясь,
А получив, ненавидим, твердим: «Без этого лучше!»
Дива тут нет: ведь порыв наш вершины достиг, за которой
Нет ничего, и ум говорит, что дальше — паденье.

Верно, Юпитер пылал и желал Юнону, покуда,

Страстным поддавшись мольбам, она не пала в объятья.
Но, едва удалось насладиться, едва лишь супругой
Стала сестра, — о родитель богов и людей повелитель,
Что ты творишь? Ты томишься уже, ты боишься затворов
Новой тюрьмы, ты не хочешь того, что стало навеки?
Дочь Сатурна, теперь берегись! Уж пе спрячет Данаю
Медная башня: дождем соблазнитель проникнет сквозь кровлю
Стражу минуя. Телец увезет Агенорову дочку,
Чтобы преступную страсть преспокойно насытить на Крите.
Лебедь обманет жену, из чьего яйца, как цыплята,
Выйдут два близнеца, Тиндаридами ложно рекомых.
Новая птица прияшет к Астерии клюв крючковатый,
Дочку Никтея сатир проведет, пастух — Мнемозину,
А подложный супруг — скромнейшую мать Геркулеса.
Энносигей, и тебя, ненадежных вод колебатель,
Разве видать не пришлось Амфитрите быком и дельфином
И убедиться, что ты от законных сбегаешь объятий,
Что уж давно в кандалы превратились брачные узы?
И у богов не ценится то, что всегда под рукою!
Первая ночь есть конец любви. Мужья, сознавайтесь:
Нерасторжимый союз счастливыми многих ли сделал?
Впрочем, колодок каких пе заставит надеть и в какую
Нас не загонит тюрьму барыша заманчивый запах?
Пусть не по нраву жена, по по нраву и дом, и шкатулка,
И сундуки, и добро: ради пих мы бываем несчастны,
Но уж в неволю идем, взвалив ярмо не задаром!

Стыдно! Неужто и впрямь достойно честных батавов

Быть у богатства рабом? Пресмыкаться перед металлом,
Хоть под ногами лежать он самой предназначен природой?
Вот он, ценою прельщен, поклоняется женским уборам,—
Тот, кто поставлен судьей над землей и над морем. Послушай,
Женщина, пусть хоть тебе удалось урвать себе много