Европейская поэзия XVII века

Вы, исполинские громады пирамид,
Гробницы гордые, немые саркофаги,
Свидетельствуете верней любой присяги:
Сама природа здесь колени преклонит.

Палаццо римские, чей величавый вид

Был неизменен в дни, когда сменялись флаги,
Когда народ в пылу бессмысленной отваги
Ждал, что его другой, враждебный, истребит.

Истерлись навсегда минувшей славы знаки,

К былым дворцам идут справлять нужду собаки,
Грязней свинарников чертоги сделал рок,—

Что ж, если мрамор столь безжалостно потрепан,

Зачем дивиться мне тому, что мой шлафрок,
Носимый третий год, на рукавах заштопан?

SPES МЕА FUMUS EST [9]

У очага сижу и, стало быть, курю,
Понуря голову, печально в пол смотрю,
Хочу решить вопрос, — хоть это невозможно, —
Зачем так плохо мне, так грустно и тревожно.

Надежда (несмотря на то что отродясь

Не мог дождаться я, чтоб хоть одна сбылась)
Мне говорит, что все легко и достижимо,
И делает меня важней владыки Рима,

Но трубка догорит в короткий срок дотла,

И жизнь течет опять, как до сих пор текла,
Воспоминания расплывчаты и хрупки.

Как видно, бытиё сродни куренью трубки,

И в чем различие — мне, право, невдомек:
Одно — лишь ветерок, другое — лишь дымок.

К КЛОРИМЕН

Когда — вы помните — являлась мне охота
Твердить вам, что без вас моя душа мертва;
Когда не ведал я иного божества
Помимо вас одной да разве что Эрота;

Когда владела мной всего одна забота —

Вложить свою любовь в изящные слова;
Когда тончайшие сплетали кружева
Перо прозаика и стилос рифмоплета,—

Тогда, толику слез излив из ясных глаз,

Довольно многого я смел просить у вас,
Любовь казалась вам достаточной причиной.

О Клоримен, я вам покаюсь всей душой,

Не смея умолчать, как подлинный мужчина:
Я дурой вас считал, притом весьма большой.

* * *

На каменной горе, незыблемой твердыне,
Воздвигнутой вдали земных забот и зол,
С которой кажется мышонком — крупный вол,
Клюкою странника — огромный дуб в долине;

То Господу гора противостанет ныне,

Чтоб не дерзал вершить свой вышний произвол,
То, покарать решив ни в чем невинный дол,
Вдруг уподобится начавшей таять льдине,—

То пламя разметет на восемьдесят миль,—

Порою только дым да огненная пыль
Летят из кратера со злобой безграничной,—

Да, на горе, чей пик почти незрим для глаз

(Того же хочешь ты, как человек приличный),
Я и живу теперь, и это — мой Парнас.

РАЗМЫШЛЕНИЯ В МОЕЙ КОМНАТЕ