Европейские негры

Молодой граф Форбах оканчивает свой туалет, а между-тем, Артур пишет акварельную копию с портрета его бабушки. В зале, примыкающей к кабинету, барон Бранд кушает шоколад и читает французскую газету.

– Благодарю вас, милый Эриксен, сказал граф, подойдя к мольберту живописца: – сходство удивительное.

– Не благодарите граф; ведь я у вас еще в долгу за пару превосходных пистолетов, которые вы мне подарили. Они составляют украшение моей коллекции.

– У меня для вас приготовлено еще ружье. Жаль, что я прежде не знал вашей страсти к старинному оружию: у меня было в руках много редких вещей.

– Но, пожалуйста, граф, одевайтесь скорее: барон Бранд ждет вас.

– Ничего, он занялся газетами; притом же он добряк, хотя и чудак.

Живописец посмотрел на двери.

– Не бойтесь, в зале ничего не слышно отсюда, я обратил на это обстоятельство особенное вппмапие: двери очень-плотны, а портьеры с обеих сторон дверей из самой плотной материи, так-что я имею хоть один уголок, где могу говорить, не опасаясь, что подслушают лакеи, чего я терпеть не могу.

– Давно вы знакомы с бароном? спросил живописец.

– С полгода. Я не люблю заводить новых знакомств; но он привез из Виртемберга кипу рекомендательных писем от моих друзей и, кроме того, забавляет своим жеманством; впрочем, он добродушен, чрезвычайно-хорошо образован, много видел и превосходный расскащик; притом же, я с ним не церемонюсь, ухожу от него в другую комнату, как видите, и даже уезжаю: он ни мало не претендует.

– Я заговорил о нем по воспоминанию об одном случае, который расскажу после, чтоб теперь не задерживать вас, ведь вы спешите. Но скажите, есть у него состояние?

– Судя по его расходам, очень-большое. Однажды я встретил его в конторе вашего батюшки; кассир низко ему раскланивался, а это хороший барометр. Однако, нужно сказать с ним хоть слова два до отъезда.

Граф вышел в залу. Бранд сидел в прежнем положении, читая объявления в газете.

– Извините, любезный барон, что я не могу посидеть с вами: через полчаса мне нужно ехать на службу, а прежде надобно еще написать письмо.

– Ничего, сказал Бранд: – я здесь занялся объявлениями. Вообразите, какой-то фабрикант публикует, будто у него продается coeur de rose.

– Это ужасно! сказал граф, улыбаясь: – а впрочем, мы вам предсказывали. Потом он открыл одну из многочисленных конторок своего письменного стола, взял тетрадку почтовой бумаги и ушел опять в кабинет.

Бранд опустил газету и осмотрелся. Лицо его оживилось, глаза засверкали. Он осторожно приподнялся, без малейшего шороха, подкрался к письменному столу, как тень, окинул его быстрым взглядом, заметил печать в золотой оправе с большим изумрудом, внимательно рассмотрел ее и спрятал в карман, потом неслышными шагами возвратился, осторожно опустился в кресла и опять взял газету.

Через две минуты вошел из кабинета камердинер, зажег свечу, взял с письменного стола сургуч и начал чего-то искать. Потом с расстроенным лицом осмотрел пол у стола и, не находя затерявшейся вещи, пошел в кабинет.

– Нет, печать должна быть там, на столе. Я вчера печатал ею, она осталась там, послышался голос графа.

И, в сопровождении камердинера, граф вошел в залу.

– Эта публикация – глупое шарлатанство, сказал барон: – я напрасно пугался: но безграмотному слогу видно, что это coeur de rose годится тольно для подмастерьев.

– Я очень-рад, что вы успокоились, рассеянно и почти с досадою отвечал хозяин, проходя к столу, и начал искать печати. Печати не было нигде.

– Кто нынче утром убирал в этой комнате? спросил он сердитым голосом.

– Йоганн, ваше сиятельство, отвечал камердинер.

– Опять Йоганн! Когда ж это кончится?

– Ваше сиятельство, у него хорошие рекомендации; я сам никогда его ни в чем дурном не замечал, а смотрел за ним в оба глаза.

– Но ведь в эти пять или шесть месяцев, как только он поступил, каждый день что-нибудь пропадает.

– Точно так.

– Не подозреваете ли вы кого другого, Карла или Георга?

– Боже сохрани, как можно, ваше сиятельство!

– Следовательно подозрение падает на Йоганна. Надобно положить этому конец.

– Ваше сиятельство, уличить его нельзя.

– И не нужно. Я не хочу его губить. Выдайте ему жалованье за месяц вперед, скажите, что он мне больше не нужен, и пожалуй, дайте порядочный аттестат. Без явной улики я не хочу ему вредить, но терпеть гадостей в доме невозможно.

Граф сказал последние слова с такою горячностью, что даже барон почел нужным оставить размышления о coeur de rose и подойти к нему.

– Что такое случилось, любезный граф? сказал он, мимоходом поправляя перед зеркалом воротнички и волосы.

– Я недоволен одним из моих людей и, к сожалению, должен отказать ему от места. Вообще, трудно найти порядочного лакея.

– Еще бы! зевая, отвечал барон. – Но кстати, ко мне третьего-дня приходил человек, которого я хорошо знаю: он служил у меня в Виртемберге и теперь ищет места. Если хотите, я пришлю его к вам.