Европейские негры

Г. Эриксен, отец Артура, разослал от имени своего и своей супруги к избранным знакомым приглашения участвовать в живых картинах. В кругу этих знакомых целую неделю господствовало невообразимое волнение. «Получу я приглашение, или нет?» твердили про-себя десятки более или менее прекрасных (по собственному мнению) девиц. «Неужели они осмелятся не пригласить моих дочерей?» твердили про-себя десятки более или менее почтенных (по общему мнению) дам. В городе давно уж не было живых картин; г-жа Эриксен восстановляла это прекрасное изобретение, и общее желание получить приглашение свидетельствовало, что она угадала дух и потребности современного человечества и, подобно всем людям, угадывающим эти потребности, необыкновенно возвеличилась в глазах общества. Сколько визитов было сделано ей в-течение недели, предшествовавшей окончательному составлению списка приглашаемых! Сколько отцов и братьев являлось, по приказанию матерей, жен и дочерей, в её ложе! Она испила полную чашу торжеств.

Только Артур иногда возмущал ее своими замечаниями, что нельзя давать роли в живых картинах дочери такого-то важного сановника, потому что она очень-дурна; и надобно пригласить к участию дочь такого-то, далеко не столь важного чиновника, потому что она – диво античной красоты. Но эти безразсудные мнения были без жалости отвергаемы. Важна была уж и та уступка, что г-жа Эриксен согласилась взять костюмы из театра. Впрочем, необходимость этой уступки была вынуждена желанием пригласить дочерей какой-то необыкновенно-скупой дамы, которая прямо сказала, что не может тратиться на костюмы.

Вот настал и день первой репетиции. В зале были сделаны нужные приготовления. Хозяйка важно сидела на софе; вокруг неё собралась вся семья, кроме мужа, который сказал, что ему некогда: его сердце не лежало к великосветским затеям жены, которая не считала нужным обращать внимание на его предразсудки.

Все молчали; только в стороне Альфонс вполголоса жаловался, по обыкновению, Артуру на свою жену, которая не хочет заниматься ни хозяйством, ни детьми.

Репетиция была назначена в три часа. Теперь была уж половина третьего. Вошел слуга и подал хозяйке два письма. Г-жа Эриксен, прочитав одно, передала Артуру. Записка эта была следующего содержания:

«Любезная madame Erichsen! Вы знали, какое удовольствие доставило моим дочерям ваше доброе приглашение участвовать в живых картинах, и для меня было чрезвычайно-трудно решиться отклонить это предложение, делающее мне столько чести. Я не сомневаюсь, что, при участии в этих картинах таких прекрасных особ, как супруга доктора Больца, вам будет легко заместить роли, предназначавшиеся моим дочерям, которые незнакомы и не будут знакомы с г-жею Больц, потому и не могут являться перед обществом вместе с этою прекрасною особою. Это, конечно, нисколько не может поколебать дружбы, которую всегда питала к вам ваша

Альбертина Вассер.»

– Ты жестоко огорчаешь меня, Артур, сказала мать: – я никак не воображала, что ты пошлешь приглашение докторше.

– Почему ж, матушка? Без неё наши картины лишились бы лучшего украшения. её черты так правильны и выразительны, она так грациозна…

– Но ты видишь, что наделал твой необдуманный поступок.

– Но, матушка, г-жа Больц бывает у вас, вы также бываете у неё с визитами: почему ж нельзя было пригласить ее?

– Артур! неужели ты не понимаешь, что она только терпима в нашем обществе, но не принадлежит к нему? Какая дама, какая девица из высшего общества согласится являться вместе с докторшею Больц, как бы с равною себе? Ты непростительнейшим образом нарушил приличия света. Я не знаю, что мне теперь делать. Ты убиваешь меня, Артур!

– Матушка, г-жа Больц приедет через несколько минут…

– Я не хочу делать скандала; она не получит отказа. Но ты должен устроить так, чтоб она участвовала только в одной или двух сценах с людьми из того же круга, к которому принадлежит. Эти сцены потом будут исключены из окончательной программы, по излишеству. Не противоречь, Артур, иначе невозможно. Ты сам виноват, да, ты много виноват передо мною. Теперь, Альфонс, прошу вас прочитать эту записку, продолжала мать семейства, передавая другое письмо зятю.

Альфонс, пожимая плечами, прочитал: