Европейский сезон

Улица уткнулась в площадь, и Катрин издалека увидела помпезное здание мэрии VIII округа. Четырехэтажный особняк в стиле позднего ампира просто сиял, шикарно подсвеченный десятками прожекторов. На площади перед кованой оградой кишела толпа, торчали какие-то нелепые сооружения. На толпу и транспаранты Катрин глянула мельком. Куда больше внимание привлекло близкое полицейское заграждение, перегораживающее выход к площади. Вернее, наоборот, — цепочка полицейских препятствовала проходу митингующих на улицу Шайлот. Две полицейских машины с включенными "мигалками" развернулись поперек тротуара. Центр обороны занимал грузовик с водометом. Десятка два полицейских спецназовцев упакованных в черные, весьма фотогеничные латы, выстроилась позади машин. Нельзя сказать, что улица была так уж широка, но кучка полицейских производила довольно неубедительное впечатление, — по сравнению с бурлящей площадью сил правопорядка было явно маловато. Похоже, в самом лучшем случае, полицейские способны выполнить лишь функции наблюдателей.

Катрин покосилась на появившуюся из подъезда фигуру и снова принялась разглядывать карту. Старикан вышедший из дома, целеустремленно подковылял к девушке, волоча на поводке сонного спаниель.

— Не волнуйтесь, их сметут, как сметает весеннее половодье накопленный зимой мусор, — гнусаво провозгласил старикан.

— Кто кого? — поинтересовалась Катрин, в двадцатый раз пряча бесполезный план.

— Продажной полиции не устоять, — собаковладелец, обличающе простер артритную длань к площади. — Они никогда не могли устоять против воли народа. Ни в 1830 году, ни в 1848 году, ни в 1870. И в 60-х мы им показали кто хозяин в этой стране.

— О, так вы во всех этих событиях учувствовали? — восхитилась Катрин.

— Мадмуазель иностранка? — догадался старикан. — Вам повезло — вы являетесь свидетельницей исторических событий.

— Да, приехала посмотреть на праздник, и вот теперь не могу попасть в гостиницу.

— В Гранд-Отель? — мнение старика о незнакомке явно ухудшилось. — Едва ли вы сейчас туда попадете. Полиция перекрыла все подходы к площади и набережной. Всех выпускают, но никого не впускают. Бояться взрыва возмущения. С минуты на минуту президент должен объявить о своей отставке. Если он не уйдет, тогда, — помяните мое слово, — мерзавец и в самом деле окажется на фонаре. Его ведь предупреждали… — в голосе старикана слышалось явное злорадство.

— Значит, на площадь не пройти? — спросила Катрин, наблюдая, как аполитичный спаниель наваливает на тротуар ароматную "кучку".

— Нет, полиция стоит со всех сторон. Только что по телевизору говорили, да мне и самому из окна видно, — старик ткнул рукой куда-то вверх. — Здесь один из центров Сопротивления. Долой президента! — говорит вся страна.

— Да, вам есть, чем гордится, — согласилась Катрин. — Значит, телевидение еще работает?

— Телевидение?! — изумился старик. — Почему телевидение не должно работать? Еще как работает. Т-1, и Т-5, и ТФ-24, даже продажное СНН здесь вертится. Мне их работу из окна видно.

— Здорово, — вздохнула Катрин. — Ну, раз ваша собачка сделала свой вклад в борьбу с продажной властью, вы, должно быть, пойдете дальше за событиями наблюдать? А я все-таки в гостиницу попробую проскочить.

Дело осложнилось. Полицейские действительно никого не пускали. Катрин близко не походила, но видела как завернули какую-то растрепанную мадам. Похоже, один из полицейских не постеснялся пригрозить оружием. Стражи порядка явно чувствовали себя неуверенно, и Катрин их вполне понимала.

Вблизи площади следы волнений были куда очевиднее. В тени стены Катрин добралась до магазинчика цветов. Стекла витрин блестели на асфальте. В павильоне валялись опрокинутые емкости, груды роз и гвоздик лежали в лужах, касса была вскрыта, а над всем этим безобразием нервно помигивал перекосившийся светильник. До цепи полицейских оставалось метров пятьдесят, и Катрин решила, что лучшего наблюдательного пункта подобрать не удастся.

Цветами пахло оглушительно. Девушка устроилась за прилавком уцелевшей витрины, вынула из рюкзачка монокуляр. Вещь недорогая, но иногда весьма полезная.

Обзор из цветочного убежища открывался только на две трети площади, но и так было понятно, что перед мэрией скопилось не меньше трех-четырех тысяч противников правительства. Катрин видела и рокаев, и студентов, и каких-то живописных типов, большая часть жизни которых, очевидно, прошла под мостами. Мелькали камеры и прожектора съемочных групп. Журналисты явно пребывали в творческом экстазе. Над зданием мэрии, рядом с государственным флагом, развивалось непонятный стяг с преобладанием зеленого цвета. Растяжка с надписью "Долой Президента" тянулась над парадными ступеньками. У дверей торчали парни в масках, подозрительно напоминающие охрану. Вообще, внутри ограды мэрии царил нехороший и неестественный порядок. То ли дело вокруг: народные гуляния, хороводы вокруг символически возведенных баррикад.