Европейское путешествие леди-монстров

– Я чую твой запах, – донесся шепот. Чей он – белой фигуры? Да, но голос был такой тихий, глухой, что, казалось, будто он доносится прямо из воздуха. – Соль. От тебя пахнет океаном. Я однажды видела океан, в Бергене-ан-Зее. Он большой, очень большой. Я хотела бы в нем утонуть.

Кто это – Люсинда? Но Диана искала пленницу, а это просто сумасшедшая. По-английски она говорила прекрасно, но с каким-то акцентом. Кто она, эта Люсинда, – датчанка, норвежка, еще кто-то? Должно быть, в первый раз она откликнулась на каком-то из этих языков.

– Ты правда Люсинда? – прошептала Диана из-за решетки.

– Нет, – ответила фигура. – Я призрак, осужденный бродить по земле. Или сидеть здесь – возможно, и так.

Да черт возьми! Это Люсинда, или идти дальше искать?

– Тебя прислала Вильгельмина Мюррей? – спросила предполагаемая Люсинда. – Она говорила, что пришлет тебя…

Значит, это точно Люсинда. Пленница… и сумасшедшая! Дело будет еще труднее, чем Диана рассчитывала.

Щелк! Она повернула отмычку, и замок открылся. Но это самое легкое. Диана закрыла за собой дверь и обратилась к фигуре на кровати – очевидно молодой и, кажется, белокурой, хотя в темноте было трудно сказать.

– Меня зовут Диана Хайд. Я из клуба «Афина». Мисс Мюррей переслала нам твое письмо.

Обеими руками, совсем белыми в лунном свете, девушка убрала волосы с лица. Диана увидела темные, окруженные тенью глаза и острые скулы.

– Поздно, поздно, – проговорила девушка замогильным голосом. – Надо было тебе прийти раньше, когда я еще не умерла и не попала в ад.

Как это понимать? Впрочем, ладно. Сейчас это неважно. Дело есть дело, и его нужно закончить, в своем уме эта Люсинда Ван Хельсинг или нет.

– Я пришла сказать, что мы тебя спасем. Мы только пока еще не знаем как.

Несмотря на предостережение Мэри, Диана полагала, что сумеет освободить Люсинду сама. Но вот эту чокнутую? Нет, едва ли.

Люсинда вдруг схватила Дианину руку и стиснула холодными пальцами, неожиданно сильными. Ого, больно!

– Меня скоро не станет. Я уже плыву к дальнему берегу. Я вижу его – черный берег, царство забвения.

– И что это за берег такой? Пусти, мне больно.

Люсинда ослабила хватку.

– Смерть. Мне уже недолго осталось.

Она повернула лицо к освещенному луной окну, и Диана впервые разглядела его как следует. Ей уже случалось видеть такие лица – в Уайтчепеле. Люсинда Ван Хельсинг умирала от голода. Да, еще день-другой, а может, и меньше, – и она умрет.

Значит, либо Диана спасет ее сейчас, либо будет поздно. Диана вздохнула.

– Идем. Я тебя как-нибудь вытащу. На месте сообразим.

– Я не оставлю свою мать, – сказала Люсинда тихим, но совершенно нормальным голосом. – Она напротив, через три двери отсюда.

Мать? Но ведь Ирен говорила, что миссис Ван Хельсинг умерла. А значит, либо Ирен неверно информировали, либо эта Люсинда совсем рехнулась.

Черт побери. Дело оборачивалось все хуже и хуже.

Глава XII. Побег из лечебницы

– Моей матери нужна кровь, – сказала Люсинда Ван Хельсинг.

– То есть как это?

Диана почти не видела женщину, лежавшую на кровати, – лишь тень под тонким покрывалом, какие выдавались пациентам третьего этажа. Но то, что она видела – костлявая рука поверх покрывала, тонкое, будто спичка, запястье, – совсем не радовало. Эта женщина умирает. Диана чувствовала, что в комнате пахнет смертью, – у нее запах гниющих лилий.

– Ей нужна твоя кровь, из твоих жил, – сказала Люсинда. Понятнее не стало. – Выпить, – пояснила Люсинда. – Это вернет ей силы.

Она что, серьезно?

– Из моих жил? Ты хочешь, чтобы я вскрыла вену и дала ей выпить мою кровь?

– Да, – ответила Люсинда.

Собственно, а почему бы и нет? Ей случалось делать кое-что и похуже. Диана достала маленький, но очень острый ножик, припрятанный вместе с отмычками, надрезала руку (другую, не ту, которую резала в приюте святой Магдалины) и поднесла ко рту миссис Ван Хельсинг – насколько можно было угадать, где у нее рот. Тонкие, пересохшие губы чуть шевельнулись под ее пальцами.

Так, надрез как раз напротив губ. И вдруг она почувствовала что-то мягкое, влажное – будто кошка лизнула. Миссис Ван Хельсинг лизала ее руку.

Мэри: – Не могу поверить, что ты это сделала.

Диана: – А что же мне оставалось делать? Что бы ты сделала в таких обстоятельствах? Наверняка что-нибудь разумное. И тогда Люсинда Ван Хельсинг сидела бы в Кранкенхаусе до сих пор. Или уже умерла бы.

Мэри: – Я бы придумала что-нибудь другое, но не стала резать руку, чтобы напоить своей кровью женщину, которую вижу в первый раз в жизни!

Диана: – Строго говоря, я ее еще ни разу не видела.