Европейское воспитание

Так называли холм среднего роста, заурядной внешности, со сгорбленной спиной, впалым животом, толстой кожей и крепким сложением, который был подозрительно молчалив. Он всегда держался немного в стороне от остальных холмов.

— Вперед, на врага! — прокричало эхо, почувствовав поддержку.

— Вперед, на врага! — робко подхватил Крестьянин. Потом оглянулся вокруг и сгорбил спину. — Прошу у вас прощения! — извинился он.

В былые времена холм Тысячи голосов очень гордился своим эхом. Люди со всей Европы приходили к его подножию, чтобы поговорить с эхом. Мнительные влюбленные шептали: «Она любит тебя!», и эхо неустанно повторяло: «Она любит тебя, она любит тебя!..» Однажды, в приливе нежности, оно даже добавило от себя: «Да что там! Она любит тебя, старина, она тебя обожает!», и перепуганный любовник бросился бежать со всех ног. В другой раз всадник в меховой шапке, проезжая мимо, крикнул ему: «Да здравствует император!» Эхо повторило этот клич, и так холм узнал о том, что родился император. Потом ему нанес визит один человечек в смешной одежде. «Я стану властелином мира!» — прокричал человечек по-немецки и поднял над собой руку. Эхо промолчало. «Я стану властелином мира, — завопил человечек, стукнув ножкой, — я стану властелином мира, я стану…» «…властелином мира, осел!» — взорвалось, наконец, эхо, вне себя от злости. «Кто здесь эхо, в конце концов? Ты или я?» Так эхо подняло знамя восстания. Теперь оно вопило:

— Дрожи, европейская земля! Похорони под собой захватчика! Дуй, ветер…

Верхушки деревьев покачнулись от тяжелого вздоха.

— Я делаю все, что в моих силах, — прошептал ветер. — Я дую так сильно, что у меня посинело лицо. Дай мне еще зиму… Чтобы все прошло успешно, мне нужен мой друг снег!

— Вперед, леса Европы! — взмолилось эхо. — Вперед, на врага, вперед!

— Это будет непросто! — заревели леса. — Ведь наши деревья просят, чтобы им оказали честь, повесив на каждой их ветке по немецкому солдату!

Немного запыхавшись, эхо засопело. Дедушка воспользовался этим и вставил словцо.

— Не слушай, что оно говорит, Сопляк! — приказал он. — Заткни уши. Мы, холмы, позволяем людям самим улаживать свои распри. Проверим лучше, выучил ли ты урок… Начнем с живых языков. Знаешь ли ты урок английского?

— Еще бы! — сказал Сопляк и, не заставляя себя долго упрашивать, начал: We shall fight on the seas and oceans, we shall fight with growing confidence and growing strength in the air…[22]

— Чего-чего? — пролепетал Дедушка, полуживой от страха.

Ему ответило несколько спящих лягушек, подумавших, что он обращается к ним.

— We shall defend our Island, whatever the cost may be, — продолжал Сопляк. — We shall fight on the beaches, we shall… we shall…[23] Гм?

— We shall fight in the fields![24] — горделиво подсказали поля.

— We shall fight in the fields and in the streets, we shall fight in the hills…[25]

— In the hills![26] — почтительно подсказали холмы.

— We shall never surrender.[27]

Наступила короткая пауза. Затем европейское эхо зарыдало — только европейское эхо умеет так горько рыдать — и запело великую песню:

Allons, enfants de la patrie,
Lejour de gloire est arrive.
Centre nous de la tyrannie
L'etendard sanglant est leve…

.[28]

Добранский закончил читать. Закрыл тетрадь и спрятал ее под гимнастерку.

Все зааплодировали, но один партизан сказал голосом, в котором под сдержанностью и иронией плохо скрывались горечь и гнев:

— Люди рассказывают друг другу красивые истории, а потом погибают за них — они полагают, что тем самым претворяют свою мечту в жизнь. Свобода, равенство, братство… честь быть человеком. Мы здесь в лесу тоже погибаем за бабушкину сказочку.

— Когда-нибудь европейские школьники будут учить эту сказку наизусть! — убежденно сказал Тадек Хмура.

14

Поздно ночью Янек отправился в обратный путь. Его провожал Добранский. В лесу шумел ветер, ветви деревьев пели. Янек мечтательно слушал эти шорохи; они могли поведать о чем угодно. Достаточно было воображения. Стоял сильный трескучий мороз — мороз первых дней зимы.

— Снегом пахнет, — сказал Янек.

— Вполне возможно. Ты не скучал?

— Нет.

Какое-то время Добранский шел молча.

— Я надеюсь закончить свою книгу до того, как меня убьют.

— Наверное, трудно писать.

— Сейчас все трудно. Но это не так трудно, как оставаться в живых, продолжать верить…

— О чем она?

— О людях, которые страдают, борются и сходятся друг с другом…

— И о немцах?

Добранский не ответил.

— Почему немцы так поступают?