Европейское воспитание

— Вот он, в целости и сохранности, вместе со своей скрипкой! Пестка, понесешь мешок!

Пестка снял фуражку и почесал ухо.

— Всю дорогу?

— Ра-зу-ме-ет-ся! — прошипел Збых. — И побыстрее!

Пестка вздохнул, плюнул в ладонь и взвалил мешок на плечо.

— Любишь лес? — спросил Янек, когда они шли по снегу между соснами.

— Не знаю, — боязливо ответил Монек. Он боялся чем-либо не угодить.

— Не бойся. Теперь никто не будет тебя бить. Можешь говорить все, что думаешь.

— Я не знаю. Я никогда не был за городом.

Но Монек не любил леса. Он скоро понял, что природа может быть такой же жестокой, как люди. В незапамятные времена его народ порвал с землей, и столкновение с заледеневшим лесом оказалось весьма болезненным. В первую же ночь ребенок превратился в человеческий комочек, несчастный и дрожащий, который только и делал, что всхлипывал: Монек в ужасе смотрел на свои окоченевшие, непослушные пальцы. Подносил руки как можно ближе к огню, но огня всегда было мало…

— Я останусь без пальцев! — постоянно жаловался он.

Тогда он брал скрипку и начинал играть, чтобы «разбудить» руки. Он играл часами, стоя в снегу, под звездным небом. Когда люди спали, он уходил в чащу, и было слышно, как вдалеке, в сосновом бору, заунывно стонет его скрипка. Янек слушал его без устали. Он безжалостно и жадно заставлял ребенка тратить силы в снегах, словно вор, спешащий набить карманы, пока еще есть время… Он часто приносил горячей золы или раскаленных углей, но делал это не из жалости: просто он боялся, что завтра чудо-ребенок «выйдет из строя». Партизаны оказали Монеку довольно прохладный прием. Крыленко смерил взглядом малыша-еврея, повернулся к Янкелю и насмешливо поздравил его на идише:

— Mazltow![67]

С тех пор делал вид, будто Монека вообще не существует, — разве только не наступал на него. Когда мальчик играл на скрипке, Крыленко с отсутствующим видом ковырялся в носу. Но однажды ночью Янек застал его: спрятавшись за деревом, с разинутым ртом мужчина слушал малыша-еврея, игравшего Моцарта. Поняв, что его раскрыли, Крыленко проворчал:

— Вышел вот помочиться. А?

— Я ничего не говорил.

Что же касается Янкеля Цукера, он подверг Монека строжайшему допросу. Как его зовут? Чем занимался его отец? Какова девичья фамилия его матери? Чем занимался его дедушка? Не родственник ли он ветеринара Штерна из Свечан? Нет? Он не родственник ветеринара Штерна из Свечан? А не родня ли ему торговец книгами Штерн из Молодечно или скорняк Штерн из Вильно, у которого мастерская на Немецкой, между мастерскими Семы Капелюшника и Якова Зильберквейта? Нет? Он не родственник этих Штернов? Гм… Странно. Очень странно. А каких же Штернов он родственник? Штернов из Ковно? Еще страннее. Он, Янкель, до войны несколько раз бывал в Ковно, но не встречал там никаких Штернов. Однако он знал одного Циферблата, Яшу Циферблата, аптекаря. Не знает ли Монек Яшу Циферблата из Ковно? Нет. Вовсе нет… Гм… Почему же тогда немцы убили его родителей? Просто так? Гм… Вполне возможно. В наше время многих людей убивают просто так. Но, может быть, все же была какая-то причина? Гм… Почем он знает.

— Оставь его в покое, — не выдержал Махорка. Он подошел к Монеку и спросил: — Ты веруешь в Бога?

Монек ничего не ответил и взял скрипку. Он долго играл с закрытыми глазами, а когда закончил, Махорка сказал:

— Ты хороший мальчик.

Но Монек недолго оставался в лесу. Как ни обвязывал он руки тряпками, как ни тянул их к малейшему огоньку и как ни молил о тепле, его пальцы стремительно отмирали. Звуки, извлекаемые из скрипки, становились менее чистыми, и аккорд нередко завершался невнятным скрежетом. В такие минуты он плакал, положив скрипку на колени, и его искаженное горем лицо становилось еще уродливее.

— Я теряю пальцы, — всхлипывал он, — я теряю пальцы…

Под Рождество он простудился. Долго лежал в партизанской землянке, свернувшись клубочком, как несчастный, дрожащий зверек. Он бредил и бормотал странные слова на идише, которые понимал только Янкель. Он важно переводил их Янеку:

— Он зовет родителей. — Или: — Он молится.

Однажды ночью, когда партизаны уже давно спали, ребенок пришел в себя. Он пробормотал пару слов, и Янкель встал.

— Он просит, чтобы ему дали скрипку.

Мальчик взял скрипку. Поднял смычок, но ему не хватило сил. Тогда он обнял скрипку и прижал ее к груди, к щеке… Его губы коснулись безмолвных струн. Так он и умер, со скрипкой в руках.

В декабре весь лес облетела новость о том, что в ночь на Рождество состоится собрание всех армий «зеленых», действовавших в районе Вилейки. Махорка с картой в руке переходил от берлоги к берлоге и указывал своим огромным пальцем на место встречи, обозначенное крестиком. Поползли слухи, будто на собрании будет присутствовать Партизан Надежда, который обратится с речью к тем, кто так долго, с таким мужеством и преданностью выполнял его приказы.