Эвтаназия, или Путь в Кюсснахт

Пассия, разумеется, дулась и поджимала губки, но уже через минуту все ему прощала и начинала весело смеяться. Разумеется, причиной задержки были не карты, а то пожар, который вынудил Мишу обо всем забыть, вынося из огня несчастное дитя, а то и милиционеры, продержавшие его несколько часов в кутузке по подозрению в дерзком ограблении. Мише пришлось самому распутывать сложный клубок улик, и долго объяснять милиционерам, кто же был настоящим преступником, пока даже они не начинали прозревать истину. После этого Мишу чуть ли не со слезами уговаривали стать начальником следственного отдела, но он отказался, потому что спешил на столь долгожданное свидание с любимой. И вот он у ее ног – виноватый, но блистательный герой.

Несуразная фамилия Байкис идеально ему подходила, ибо смешные байки с живописнейшими подробностями сыпались из него мгновенно и в любой ситуации. Даже когда он был кругом виноват. Миша называл их «объяснительными записками». Его часто вызывали на ковер в связи со срывом всех сроков выпуска очередной брошюры по угольному делу, и начальник в гневе вращал глазами и топал ногами («готов был пуститься в пляс», говорил Миша). Но уже через пару минут из его кабинета раздавались взрывы хохота, начальник провожал Мишу до двери чуть ли не в обнимку и еще долго не мог стереть улыбку, тут же делавшую его лицо человеческим и даже симпатичным.

Разумеется, Миша был родом из Одессы. Как его, южную райскую птицу, занесло в суровый, к веселью не слишком располагающий город, он не объяснял. Вернее, объяснял, но каждый раз это была новая и столь же невероятная, как и все предыдущие, история. Слушатели, обессилев от смеха, лишь всплескивали руками:

– Тебе бы, Миша, в КВНе выступать, цены бы тебе не было…

На трудовую дисциплину в коллективе товарищ Байкис действовал определенно разлагающим образом. Приходил он на службу часа на полтора позже, чем положено. То в спешке забыл надеть брюки, и только подъезжая к институту, обратил внимание, что пассажиры автобуса (особенно дамы) как-то странно на него глядят. Пришлось, прикрывая срам, мчаться через весь город домой, чтобы нацепить штаны. То сосулька с крыши попала старушке прямо в темечко, и он вызвался сопровождать ее в травмпункт и даже помогал врачам накладывать ей компресс. Ну и так далее. Ему все сходило с рук.

Миша являлся на работу, вешал пиджак на спинку своего стула, успевал пошутить с каждым, включая и Анну. К этому времени журнал «Москва», 11 номер за 1966 год с романом Булгакова, докатился до их города, и он обращался к ней с одной и той же хохмой:

– Аннушка, ты уже разлила масло?

Поприветствовав всех, Миша рассказывал очередную байку и тут же отправлялся в курилку, где пропадал час, а то и два. Потом возвращался, со вздохом усаживался за стол, перебирал огромные стопки разных бумаг, даже не думая углубиться хотя бы в одну из них, и начинал рассказывать очередную историю.

Даже Анна, которую он называл Анютой, обычно ничего вокруг не замечающая и погруженная в свою техническую работу, невольно прислушивалась к Мишиным экспромтам, и на ее лице появлялось некое подобие улыбки.

Пробалагурив с полчаса, Миша вновь отправлялся в курилку, а в издательском отделе опять воцарялись серая скука и тоска.

Вскоре Анна поймала себя на том, что с нетерпением ждет появления Байкиса. А когда он внезапно «заболевал» (а болел он часто и с удовольствием), то испытывает, как и все остальные сотрудники отдела, явное огорчение. Тем радостнее встречалось его возвращение «после тяжелой, но непродолжительной болезни» с порцией новых уморительных историй. На лицах расцветали улыбки, голоса звучали громче. А Анна стала пользоваться бледно-розовой помадой и неумело пудрила лицо. У нее и в мыслях не было завлечь его женскими чарами, но все-таки ей хотелось в его присутствии выглядеть хоть немножко лучше.

Да, Миша был обаятельным. Но более всего восхищало Анну, что он, в отличие от нее и других лиц «сомнительной» национальности в институте не впадал в ступор, если в разговоре всплывало слово «еврей», а, напротив, всячески подчеркивал свою принадлежность к этому роду-племени. Он сыпал еврейскими анекдотами, которые были у него наготове на любой случай жизни. Но мало того, Миша восторженно воспевал волшебную страну Израиль, текущую молоком, медом и невиданными фруктами. А уж апельсины, мандарины и гранаты растут прямо на улицах, ешь – не хочу! Израиль и его героические обитатели были единственной темой, о которой он говорил серьезно. Похоже, об этой стране Миша знал все. Он рассказывал о тамошних сельскохозяйственных коммунах, чье название – кибуцы – неизменно вызывало в слушателях в зависимости от их пола смех или смущение. И о сказочной жизни бесстрашных, веселых и сильных людей, готовых в любую минуту с оружием в руках отстаивать свою страну и реальный, «а не как у нас – с перегибами и недогибами», социализм, который они там построили.