Эвви Дрейк все начинает сначала

– Если бы на месте Доменико Гарсы был Джеймс Лео Хулихан[81], то держу пари, что никто не счел бы этот жест неуважительным. Он был известен своей любовью к этой игре. Кстати, именно эти слова я сказал тогда этому комментатору, и журналисты напечатали их.

– Данцигеру это не понравилось, – подтвердил отец Дина.

– Ну да, конечно, – тонко улыбнулся Дин. – Позже именно он сообщил, что я выбросил четыре диких мяча в одной игре. Думаю, что злорадство переполняло его.

На какое-то время разговор затих, и в наступившей тишине стал слышен свист ветра из-за дверей и окон.

– Я гордилась тобой, – наконец произнесла Энджи. – Ты говорил то, что считал правильным. Вот почему у тебя любят брать интервью. Ты говоришь правду.

– Например, об окружающей среде, – добавил Стюарт.

– О, эта окружающая среда! – Мама Дина положила руку на сердце.

– Неужели?! – Эвви недоверчиво наклонилась вперед.

Дин откинулся назад, застонав, как будто у него была грыжа, но Энджи кивнула:

– Он был на красной дорожке для фильма, в котором снималась Мелани – кстати, она была его девушкой в то время. Когда его спросили, что он хотел бы передать своим поклонникам, он сказал: «Отрицание изменения климата это такой же идиотизм, как утверждение о плоской Земле. Эти люди хотят, чтобы мы все утонули».

– Нет – «твердолобые болваны», – поправил Стюарт. – Твердолобые болваны хотят, чтобы мы все утонули.

– Вот именно, – легко приняла коррективу мама Дина. – Твердолобые «отморозки».

– Я не знала, что ты влез и в политику, – удивилась Келл.

– К черту политику. Я просто не хочу умирать на войне из-за последнего галлона воды в стиле Безумного Макса.

Эвви поймала взгляд матери Дина и решила вместе с ней над шуткой не смеяться.

– Дин счастлив, что мы все здесь, чтобы отпраздновать наш День благодарения, – заметила Энджи, протягивая свой бокал к бокалу своего сына.

Дин только улыбнулся, когда все подняли за него тост.

В конце концов Фрэнк переключил телевизор на футбольный матч, и все разговоры плавно перешли в гостиную и на кухню. В какой-то момент Фрэнк так разозлился из-за неудачи его любимой команды, что даже опрокинул на пол целую тарелку гуакамоле[82]. Эвви выскочила из кухни с бумажными полотенцами прежде, чем он успел что-либо сказать.

На кухне Эвви помогала Келл чистить картошку. Келл всегда хорошо готовила. Эвви много общалась с ней в течение последних нескольких лет. Она видела, как ее шикарные короткие волосы становятся все более седыми, а похлебка – только лучше. Она очень рано потеряла мужа, когда Энди был еще совсем маленьким. А когда у Энди и Лори появились Роуз и Лилли, Келл решила отказаться от своих друзей в Колорадо, среди которых значились и Стюарт с Энджи, чтобы быть в Мэне с семьей. И вот она переехала в Томастон и купила этот замечательный маленький домик. У нее даже была постоянная спальня для внучат. Бабушка баловала внучек фруктами, поскольку овощи те совсем не любили.

Келл засыпала Эвви вопросами о Дине, и та уже в который раз пыталась ей объяснить, что между ними чисто арендаторские отношения. И чем больше Эвви говорила о Дине, тем меньше ее уверения казались Келл правдой. Эвелет меньше всего хотелось возбуждать любопытство Келл, которую ей с таким трудом некогда удалось убедить, что они с Энди не поженятся.

Эвви то и дело поглядывала через дверцу духовки на индейку, наблюдая, как она хрустит и поджаривается, а потом помогала Келл с картошкой, нарезала хлеб и укладывала его в корзину. Еще были приготовлены зеленые бобы и курица, фаршированная каштанами. А главное, Келл сделала свой собственный клюквенный соус.

– Вынимаю что-то из банки и кладу на стол в День благодарения! – говаривала она. – Это как будто ты ешь в столовой на нефтяной вышке!

Иногда она произносила: «В комнате в общежитии колледжа». А любимой ее фразой для Эвви была: «Ну, ты можешь съесть это в своей машине над переключателем передач».

Когда все было готово, они расселись вокруг большого стола довольно плотно, почти касаясь друг друга локтями. Лилли и Роуз вышли из комнаты. Вскоре вино разлили по бокалам, и Фрэнк, готовый действовать, устроился у главного блюда с разделочным ножом в руке.

– Выглядит прекрасно, Келл, спасибо, – поблагодарил он, откладывая нож. – Я хочу кое-что сказать.