- Да. Имя первенца по обычаю передается от дедушки, а второму ребенку – может дать мать. Маме нравилась та пара преступников, Бонни и Клайд, чем она вечно вызывала неудовольствие отца. Она упрямо дала мне это имя, и он сразу же меня невзлюбил.
- А как зовут отца?
- Доменико. Доменико Манчини, - Клайд сел на пол, на какую-то тряпку, бывшую когда-то зеленой оконной шторой, а я сел у него между ног. Медленно отставил бутылку и притянул его голову ближе к себе. - Ла, ты неисправим.
- Я знаю, - со второй попытки я овладел его губами, и больше он не сопротивлялся.
Комментарий к Capitolo tredici. Договор
^1 С потрохами, букв. с кожей и волосами (нем.)
^2 Дэз употребил слово blue, подразумевая филиал корпорации на Гавайях. Офис в Лос-Анджелесе именуется зеленым (green или eko), в связи с удаленностью от производственных мощностей.
========== Capitolo quattordici. Ошибки ==========
Ненавижу выходные. Итальянцы – ленивая нация, а в субботу их вообще не сдвинуть с места и не заставить шевелить толстыми задницами. Я позвонил в управление, чтобы узнать от сонного дежурного, что Сантис уехал на рыбалку, а мои бумаги касательно калифорния приедут из Милана не раньше среды. Обалдеть какая оперативность. Но это ещё не все. Задержанного Доменико Манчини преспокойно отпустили домой с подпиской о невыезде. После путешествия в багажнике ему был оказан самый учтивый прием, цветы, конфеты, извинения, так что… придется мне самостоятельно навестить его в родных пенатах.
Я настроил GPS, загрузил схему маршрута в бортовой компьютер, и Феррари повез меня в Ареццо. Провинциальный городишко, ничего примечательного. Жилые дома, траттории, пара отелей и магазинчиков. Убого и неинтересно. Дом Манчини выделился из общей массы вычурностью и нарочитой архитектурной безвкусицей. Я из вежливости позвонил в ворота, потом все равно сам отключил электронный замок и въехал во двор.
Никто не выбежал встречать и арестовывать за вторжение, уже интригует. В дверь я звонить не стал, сразу открыл своим «ключом». Определил кухню как место обитания одной женщины, видимо, хозяйки, заглядывать туда не буду. Женщины по умолчанию не являются мишенями или помощниками. Довольно слабую и размазанную человеческую ауру уловил на втором этаже, и сверхмощную нечеловеческую – где-то выше, на крыше или чердаке, возможно. Заинтригован сильнее, размышляю, с кого начать. Однако, Доменико выбрал меня сам, зарядив пистолет и выбежав из кабинета с криками:
- Стоять! Стрелять буду!
- Да стреляйте, ради Бога, - я насмешливо поднял руки вверх. - Хотите повторить опыт, плохо усвоенный в доме мафии?
- Ты! Вы… - он опустил «беретту». - Мистер Инститорис, извините, но какого хрена вы делаете в моем доме?
- Вас ищу, синьор. Почему вы не задержаны?
- Закон не предписывает держать в заключении гражданина дольше четырех часов, если ему не выдвинуто никаких обвинений.
- Но лейтенант карабинеров…
- Не обижайтесь, мистер Инститорис. Но вас обвели вокруг пальца. Нет никакой рыбалки. Эммануэль ничего не успел рассказать и занести в протокол, так как сразу по приезду в полицейский департамент потерял сознание и был госпитализирован. Его состояние оценивается как тяжелое и крайне нестабильное. Записок по делу мафии у него в карманах не было, следов насилия с моей стороны не обнаружено, так что я чист перед лицом Фемиды. И отправлен домой до выяснения обстоятельств. Или пока лейтенант не выйдет из реанимации.
Я поднял руку, требуя молчания. Напрягся, вспоминая все возможные побочные эффекты от того воскрешения, которое я с легкой руки устроил Сантису. Не вспомнил ничего. Набрал инженера.
- Хэлл, ты в лаборатории? Есть проблема. Я доэкспериментировался с твоими препаратами.
Выходные пролетели как один миг. Глазами я упрашивал Клайда поехать со мной во Флоренцию, но тот не поддался и только на автобус посадил. Я шел к пентхаузу переполненный дурными предчувствиями. И они подтвердились быстрее, чем мне того хотелось.
Демон приходил теперь почти каждый свободный вечер, проведенный не на своих мерзких заданиях. Молча раздевал и молча трахал. Я кусал губы, отодвигался, умолял не трогать себя, а потом… хрипло дышал, давясь рыданиями, откидывался на своего насильника, и тот слизывал с меня горячие слезы, выгибая и раздирая все глубже… Вспоминать тошно. Как я кричу, бьюсь и извиваюсь в его руках, но неизменно возбуждаюсь в жутком, сжигающем приступе стыда… и кончаю вслед за ним. Потом киллер бросает деньги и уходит. Всегда бросает наземь и всегда уходит, оставляя меня валяться полумертвым. Ненавижу, ненавижу его и его деньги.