Exposure (ЛП)

— Я знаю. — Я закрываю глаза и расслабляюсь в единственном месте в мире, где я чувствую себя по-настоящему в безопасности.

*

Я бодрствую в середине ночи. Моё сердце колотится в ушах, я, тем не менее, напрягаюсь, чтобы услышать, что, должно быть, разбудило меня.

Радионяня молчит. Коллин и Бреннан наслаждаются своим сном. Полагаю, Коллин мечтает о маленьких сосках. Бреннан мечтает о том, как она может усложнить мою жизнь, когда станет старше.

Кам спит на своей кровати. Мечтает о собачьих мечтах, без сомнения. Даже в темноте я вижу, как его хвост радостно машет. Должно быть, он поймал ту маленькую персидскую кошку, которую он преследует во сне каждую ночь.

Я выхожу из кровати.

Шоколадное молоко. Это то, что я хочу.

Мне нравится мёртвая ночь. Тихо. Мирно. Даже Нью-Йорк, кажется, замедляется на несколько ударов сердца. Я открываю окно и слушаю тишину. В городе нет сверчков, но никто не гудит прямо сейчас. Блин, холодно. Я закрыла окно.

Я наливаю стакан шоколадного молока и делаю длинный глоток. О, да. Спускается гладко. В детстве я всегда удивлялась, почему бурые коровы не дают шоколадного молока. Это всё ещё немного беспокоит меня.

Садясь за кухонный стол, я обнаружила, что «Нью-Йорк Таймс» осталась без присмотра. Перейдя к кроссворду, я очень рада найти его в первозданном виде. Мой, всё моё! Я быстро заполняю около трети этого. Когда вы знаете несколько любимых слов, довольно легко получить хорошее начало.

Я почти закончила, когда услышала стук лап Кама по полу на кухне. Он подходит и кладёт морду на моё бедро. Шоколадные глаза умоляюще смотрят на меня. Я качаю головой.

— Нет, чёрт побери, я вывожу тебя в холодную погоду. Просто скрести свои маленькие ножки и держи их, мальчик. Или выйди на чёртов балкон. Как ты думаешь, почему у нас есть такой, да? — Я ласково почесала голову. Его язык болтается, и он облизывает мою ногу. — Это было приятно, приятель.

— Что ты делаешь? — спрашивает Келс.

Я подпрыгиваю в своём кресле, непреднамеренно натыкаясь Камом на его отбивные. Он скулит протестом. Я смотрю на свою жену, успокаиваюсь.

— Ну. Только что проснулась и жаждала шоколадного молока?

Келс заходит дальше на кухню.

— Ты беременна?

Я смеюсь над нелепостью вопроса.

— Я так не думаю, дорогая, если у тебя нет навыков, о которых мы не знаем. — Я раскрываю руки, и она падает на мои колени. Я обнимаю её и прижимаюсь к ней, прижимаясь к мягкой коже её руки. — Почему ты встала?

— Пропустила мою любимую подушку. — Я начинаю говорить что-то сладкое, но она меня обрезает. — Я нашла её на полу и заметила, что ты ушла. — Она поправляет мой нос. — Поддразниваешь.

— Хорошая вещь.

— Так мы будем спать всю ночь? Или мы немного поспим, прежде чем наши дорогие дети настоят на том, чтобы мы проснулись?

Я улыбаюсь. Наши дорогие дети. Так очень верно. Мать Стэнтон, чёрт возьми, не дотронется до них. Как говорит НРА, вроде как, она вырвет их из моих холодных мёртвых рук.

Я просто надеюсь, что до этого не дойдёт.

— Ты? Я? Кровать? Я когда-нибудь отказывалась? — рычу я.

— Придержи своих лошадей там, Стад. Мы спим.

— Я всегда сплю после, — поддразниваю я.

Она прижимает пальцы к моим губам и смотрит на меня мерцающими глазами.

— После того, как ты ляжешь в постель. Я знаю.

Она ужасна для моей репутации, но я её очень люблю.

*

— Я хочу первую часть здесь, — я поцарапала карандашом о бумагу, обведя текст, который не читается гладко, — и это здесь переработано. — Я смотрю на Тери, копирайтера, нового члена нашей производственной команды. — Это хорошее начало, но не очень хорошо. Попробуйте сделать его более похожим на этот раздел, который потрясающий. — Она краснеет от похвалы.

Ах, невинность молодёжи.

— Я получу право на это, мисс Стэнтон.

— Келси. Я хотела бы увидеть следующее вступление одновременно с отредактированным, хорошо?

— Конечно. — Она собирает файлы и начинает выходить из моего офиса. Она останавливается у моего книжного шкафа, долго рассматривая меня и Харпер. — Хорошая картина, мисс… Келси.

— Спасибо, Тери. Брат Харпер, Роби, принял её в последний день благодарения.

— Вы двое выглядите по-настоящему счастливыми вместе. Обычно, на День Благодарения моей семьи, мы все сражаемся задолго до того, как подаётся индейка. Все наши фотографии на праздничных ножах изображены на угрожающих позициях. — Она качает головой при воспоминании. — Хорошо, вернёмся к работе.

Она уходит, и я долго смотрю на фотографию. Это хорошая картина. И мы выглядим счастливыми. И мы даже не осознавали этого.

Меня поразили воспоминания звонком телефона.

— Келси Стэнтон, — отвечаю я автоматически.

— Эй, это Бет.

В её голосе нет ничего обычного. Я чувствую, как моё сердце падает на ноги. Я заставляю себя глубоко вздохнуть.

— Что происходит?

— Как ты знаешь, дело было передано судье Флинну.

— Консервативный фанатик?

— Это будет один. Сегодня я получила известие от суда, что он приказал государственному социальному работнику пройти домашнее обучение.

— Домашнее обучение? — Я эхо.