Extensio

Джим поспешил к перрону, но не стал проходить в середину поезда, а остановился у последнего вагона. В конце концов, если ему придется разыскивать артефакт, почему бы ему не обойти весь поезд с его конца, а не с середины? Вместе с ним в вагон вошли около трех десятков человек. Почти все они сели, кое-кто остался стоять, но не потому, что в вагоне уже сидели люди, мест было достаточно. Джим взглянул на пожилую матрону с большими сумками, на маявшегося рядом с ней мальчишку лет десяти с надувным кругом, которые уже сидели в вагоне, прибыли на станцию из небытия, и подумал, что эти люди едут в Здравницу, не ведая, что никакой Здравницы уже нет, а желанное ими море – мертво. Впрочем, возможно, что в их времени оно все еще накатывает прозрачными волнами на песок. Сейчас главным было другое. Меч, висевший на поясе Джима, не привлек ничьего внимания. Наверное, из-за его пластмассовых ножен, которые, скорее всего, Гефест купил в каком-то магазине игрушек. Или из-за пластиковой нахлобучки на яблоко именно в виде настоящего красного яблока, но с торчащим из него желтым червячком. Джим нащупал в кармане телефон, подумал, что если Себастьян и Миа ему не звонили, значит, у них все в порядке. И что он сам звонить не будет никому из них по двум причинам, чтобы не привлекать к ним лишнего внимания, и чтобы не объяснять, куда это он собрался.

- За удачей, - прошептал Джим и представил недоумении на лице Себастьяна и иронический прищур на лице Мии, но телефон все-таки достал. Сети, а значит и связи – не было. Он убрал телефон и стал смотреть в черное стекло напротив себя.

* * *

Через сорок минут поезд прибыл на следующую станцию. Остановился у ярко освещенного перрона, на котором чуть слышно играла музыка и прохаживался толстый полицейский. Выпустил с полсотни пассажиров, которые ушли по мраморной лестнице куда-то наверх, и примерно столько же и приняла. Двери закрылись и поезд снова плавно тронулся.

- Никого из вас нет, - пробормотал Джим и тут же подумал, что если их нет, то нет и его. Он поднялся и медленно двинулся по вагону, зацепил мечом стоявшего у двери мужчину средних лет.

- Простите, - сказал Джим.

- Ничего-ничего, - улыбнулся мужчина и кивнул на меч. – Подарок сыну?

- Не моему, - признался Джим и пошел дальше, посматривая на пассажиров, встречая иногда равнодушные взгляды, иногда любопытные, порой раздраженные. Детские, взрослые. Мужские и женские. Эти люди не подозревали, что проживают одни и те же часы своей жизни много раз. И если они погибли где-нибудь над умершим морем, это значит, что и свою смерть они переживают снова и снова. Или же они благополучно пролетают по всем станциям, чтобы замкнуть кольцо призрачной тенью и снова выехать со стороны Выгреба, не помня о предыдущем кольце? Но что тогда становится с теми, кто вышел на предыдущих станциях? Может быть, они просто угасают? Не чувствуя ничего? Или в какой-то миг осознают, что их нет? В чудовищно длинный и невыносимый миг. Или же ничего этого нет, и это просто картинка?

Нет, непохоже. Всюду живые люди. Обычные живые люди. И он снова не может определить, кто из них бот, а кто – игрок. А что если вот эта их пугающая реальность, это дар нового времени? Что, если их настоящая жизнь – только вот эти часы в поезде, а все, что было прежде – примитивная графика и больше ничего? И что они делают, когда на станции появляются их безутешные родные и едут с ними до конца пути, обливая их слезами и пытаясь растормошить? Вряд ли эти родные появляются в этом поезде во второй раз. Они все давно кончились. Поэтому никого нет. Никого. И, возможно, во всем поезде всего лишь один сумасшедший охотник за фортуной – именно Джим. Интересно, в чем тут опасность? Почему никто не возвращается из этого квеста? Неужели, не находится игроков, которые выбираются из кокона и перезагружаются, чтобы явиться в Город и поведать о тайнах этого пути? О его ловушках? Не торгуют подсказками по его прохождению?

Джим медленно прошел все одиннадцать вагонов и не встретил двух одинаковых лиц. Нигде не увидел искателей удачи вроде себя. А в последнем вагоне, у стены, отделяющей его от кабины машиниста, увидел Эмили. Она была в той же самой блузке, которая оказалась темно-синей. В блузке, надетой поверх светлого, в мелкую черную крапину платья. Она сидела спиной к кабине, поставив ноги на жестяной парапет вдоль стены, и подол ее платья колыхался от сквозняка, обнажая край ее бедра.

У Джима перехватило дыхание. Он с трудом выдохнул и присел напротив.

- Вы Эмили?

Она оторвала взгляд от черного стекла, в котором ничего не могла увидеть кроме отражения самого вагона и посмотрела на Джима с легким недоумением.

- Я вас знаю?

- Вряд ли, - усомнился Джим. – Хотя, не поручусь. Вы Эмили Уайт?

- У нас есть общие знакомые? – прищурилась она и поправила прядь волос, которые и здесь развевались сквозняком, точно так же, как и на фотографии.

- Оливия… - Джим запнулся. – Нет, Кэрол Беннелл, возможно. Вы ее знаете?

- Нет, - едва различимо улыбнулась уголком рта она.

- Но вы – Эмили, - повторил Джим.