Extraordinary Бибо

Вся наша компания с Анхора возлегала за роскошно накрытым дастарханом⁶. К ним прибавилось ещё несколько человек, среди которых был сам глава дома – Камбар и сын Тугана Реджаметова⁷ Зухритдин. Вся компания сидела без какого бы то ни было движения, устремив взгляды на мужчину в тюбетейке, держащего в руках дутар⁸. С выражением невыразимого страдания, он всеми силами пытался казаться человеком, постигшим истину, наверно оттого и выдавал скучные и монотонные звуки. Причём делал это довольно долго. Этим певцом оказался не кто иной, как известный на весь Узбекистан Шерали Джураев⁹. Ходили слухи, что стоимость его выступления на свадьбе превышала все мыслимые и немыслимые пределы. Однако были в Узбекистане люди, к которым Шерали сам «поспешал на всех четырёх» и совершенно даром. Один из них сейчас сидел в обнимку с Бибо. Пока Шерали пел свою безэмоциональную песню; причём про любовь, Ленина и революцию песни исполнялись одним и тем же заунывным дискантом начинающимся «до» первой и кончающимся «ля» той же первой октавы, вокруг творилось много всякого интересного. Одни люди резали и шинковали, другие рубили и жгли, третьи ощипывали и разделывали, четвёртые поливали и даже вскапывали. Какая-то незнакомая мне женщина срезала ароматные розы и погружала их в огромное количество ваз, стоящих тут же у её ног. Откуда-то из отдельно стоящего строения доносились приятные женские голоса, иногда переходящие в весёлый смех. В сравнении с голосом Шерали фоном, звучавшим бесконечно долго, эти голоса показалось мне пением райских птиц и ведомый непонятной силой, я двинулся к открытой двери.

– Тормози. Куда пошёл? – Это был Казик.

О, Казик! Человек, который всегда и везде хотел казаться паинькой. Он хотел быть паинькой, не только для своих папы и мамы, но и для Бибо и даже для Камбара. Хотел так, что у него ровным счётом ничего не получалось, а потому он не жил, а медленно плёлся от несчастья к несчастью, как по его собственному мнению и должен был. Это был тот самый Казик, который, когда понял, что не может быть паинькой, решил всех вокруг убедить, что он «сорвиголова», но вёл себя как самый неисправимый подкаблучник. Я привёз его в дом Камбара, чтобы немного отвлечь от тяжких дум, так как он опять стал «терпилой¹⁰» и его в очередной раз отлучила от каблука его очередная «серьёзная» девушка.

– Enjoy you rest¹¹, – ответил я по-английски, так как часом ранее занимался с репетитором по английскому языку, но Казик меня не понял. Он был туп как пробка и вдобавок страдал.

Входная дверь была открыта, а за газовой шёлковой занавеской я заметил несколько до невозможности приятных силуэтов, один из которых, как мне показалось, был совершенно обнажённый. Оторопев от неожиданности, я остановился и упёрся глазами в пол, словно ища точку опоры. Она была мне необходима, чтобы не шандарахнуться, и заодно не потащить за собой весь Земной шар. Вдруг прямо перед моими глазами не спеша прошествовала некая пернатая особь, похожая на крупную, весьма крупную цесарку. Тот мужчина, который приветил нас при входе, и очень уважил, что не стал цитировать пятую суру Корана¹², пояснил мне, что это не цесарка, а тоже павлин, только девушка.