Карим извлёк из носка сложенную вчетверо, хрустящую «Катеньку». У друга от вида купюры появилось неотступное желание, прирезать Карима, не сходя с места. Но слава Аллаху, ни ножа, ни духа у друга в тот момент при себе не оказалось. Однако друг очень быстро сообразил, что купюры такого номинала в большом дефиците. Особенно их уважают рыночные торговцы. Возить с собой огромное количество мелкой наличности, во-первых, неудобно, во-вторых, опасно. Поэтому работники розничной торговли с Алайского базара без преувеличения по-настоящему охотились за сто и пятидесятирублёвыми купюрами с профилем Владимира Ильича. Всякий раз, укладывая бумажного Ленина в лифчик, или пряча вождя в трусы, или носки, продавцам было до невозможности стыдно это делать, но другого способа облегчить свои мучения они не знали. А потому радуясь, всё же проклинали тех, кто додумался изобразить «самого человечного человека» на деньгах такого приятного номинала:
Друг Карима помог продать купюру за сто пять рублей и за находчивость получил свои проценты размером в рубль. Это стало удачей для обоих. По дороге к себе в махаллю Карим на фарт зашёл в сберкассу. Увидев за витриной не молодую уже кассиршу, он поинтересовался, не разменяет ли она его мелочь на более крупные купюры. Кассирша, дожёвывала бутерброд и безразлично-молча протянула вперёд руку. Весь, съёжившись от внезапной и не до конца ещё оценённой им удачи, Карим вручил ей девяносто рублей трояками и в довесок десять пожёванных бумажек ценой в рубль. Кассирша уложила деньги на стол, поочерёдно лизнула оба больших пальца и Кариму показалась, что она собирается сыграть «14 этюд» Фредерика Шопена. В жалкие три секунды она пересчитала деньги и, глядя в упор на начинающего базарного воротилу, спросила:
– Какие купюры дать?
– Сто, – коротко, чётко и, не находя себя от счастья, сказал Карим.
– Соток нет, по пятьдесят пойдёт?
***
Два вырученных полтинника на следующее утро удалось загнать на рубль дороже. За пятьдесят давали пятьдесят три рубля, и это оказалось выгоднее, чем перепродавать стольники. Очень скоро Карим забыл свою тележку и плотно занялся внутри валютным бизнесом. Примерно за неделю он удвоил свой капитал и стал счастливым обладателем двууста рублей. Но этого теперь ему было крайне мало, а бизнес должен был процветать, так как ежедневно Алайский базар посещали десятки тысяч людей, а стало быть, мелких купюр в лифчиках у продавщиц с каждым днём становилось всё больше и больше. Карим стал задумываться, где и каким образом ему разжиться крупной суммой. Сказать об этом отцу он бы не решился, да и решись он на это, сколько бы смог дать ему отец? Ему нужен был куш минимум в три-пять тысяч. В ту пору это были не просто неслыханные деньги. Это были космические дали и океанские глубины.
Однако Карим рассуждал примерно, как сын турецкоподданного. Если в стране ходят денежные знаки, значит, должны быть индивидуумы, у кого их много? И он не ошибся. Всё тот же друг познакомил его ещё с одним другом, а тот с человеком, который мог ссудить ему если не любую, то уж наверняка нужную сумму.
Карим взял в долг три с половиной тысячи без всякого залога и без всяких процентов. Его лишь попросили написать расписку, но прежде взглянуть на себя в зеркало.
– Ты видишь, как сияет твоё лицо, когда ты получил деньги, которые тебе не принадлежат? Обещай сейчас и пиши, что через месяц в день, когда будешь возвращать долг своими деньгами, твоё лицо будет таким же счастливым.
– Обещаю и клянусь, – написал Карим.
Заимодавец попросил Карима кое-что приписать, но эта приписка показалась Кариму несущественной. В ней оговаривались мелочи, что, если долг не будет возвращён вовремя и так далее. Он не сомневался, что вернёт деньги раньше положенного срока.
Карим вышел от ростовщика со сложным математическим расчётом в голове. В его фантастических вычислениях полученные три с половиной тысячи изъявляли желание принести ему доход чуть ли не вдвое больше. Тем более что деньги были выданы крупными салатового цвета пятидесятирублевыми хрустящими купюрами. Перед Каримом открывались будоражащие душу перспективы. Пока он шёл по тенистой аллее, он уже успел жениться на самой красивой и богатой девушке их махалли, построить дом и не какой-то саманный, в котором жил всю свою жизнь его неудачник отец, а самый настоящий кирпичный с мансардой и мезонином. Он, правда, не знал пока таких слов, но дом в своём разыгравшемся воображении представлял именно такой. А ещё с мангалом, беседкой, большим садом и кучей детишек в нём. Предаваясь всем этим фантастическим мечтанием, его резко обогнал какой-то парень, задев при исполнении манёвра плечом, хотя дорога, по которой оба шли, была довольно широкая.